Читать княжна мери
Серо-жемчужного цвета фр. Установите бесплатное приложение «Читай! Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленный труп Грушницкого.
Слушать Парус. Слушать онлайн Выхожу один я на дорогу. Анализ Валерик. Краткое содержание Лермонтов. Краткие содержания произведений Маскарад. Очень краткое содержание для читательского дневника Песня про купца Калашникова.
Очень краткий пересказ для читательского дневника Лермонтов. Краткое содержание Тучи. Анализ Бородино. Краткое содержание Парус. Текст «Ветка Палестины» — читать текст Валерик. Читать онлайн «Я, матерь божия, ныне с молитвою» — читать онлайн «Когда волнуется желтеющая нива» — читать онлайн «Тамань» — читать онлайн «Максим Максимыч» — читать онлайн «Бэла». Читать онлайн «Песня про купца Калашникова». Читать онлайн «Мцыри». Читать онлайн Лермонтов «Ангел» «По небу полуночи…» — анализ Лермонтов «Демон» — анализ Образ Печорина в романе «Герой нашего времени» Печорин и женщины с цитатами Характеристика Печорина в «Герое нашего времени» с цитатами Характеристика Арбенина в «Маскараде» Лермонтова с цитатами Лермонтов «Песня про купца Калашникова» — герои Образ Демона в поэме Лермонтова с цитатами Образ Мцыри в одноименной поэме Лермонтова с цитатами «Боярин Орша» — краткое содержание и анализ «Измаил-бей» — краткое содержание «Герой нашего времени» — анализ «Песня про купца Калашникова» — анализ «Песня про купца Калашникова» — история создания «Мцыри» — анализ Лермонтов «Демон» — история создания, идея «Маскарад» — анализ пьесы Лермонтова «Маскарад».
История создания пьесы Лермонтова «Герой нашего времени» — анализ, кратко «Герой нашего времени» — история создания Живопись Лермонтова «Бородино» — анализ стихотворения Лермонтов «Поле Бородина» — анализ, кратко «Ветка Палестины» — история создания «Валерик» — анализ и история создания «Смерть Поэта» — анализ и история создания «Маскарад» — краткое содержание по действиям «Герой нашего времени».
На нем были серые рейтузы, архалук и черкесская шапка. Я расхохотался, увидев эту маленькую фигурку под огромной косматой шапкой: у него лицо вовсе не воинственное, а в этот раз оно было еще длиннее обыкновенного. Вообразите, что у меня желчная горячка; я могу выздороветь, могу и умереть; то и другое в порядке вещей; старайтесь смотреть на меня, как на пациента, одержимого болезнью, вам еще неизвестной, — и тогда ваше любопытство возбудится до высшей степени; вы можете надо мною сделать теперь несколько важных физиологических наблюдений… Ожидание насильственной смерти не есть ли уже настоящая болезнь?
Мы сели верхом; Вернер уцепился за поводья обеими руками, и мы пустились, — мигом проскакали мимо крепости через слободку и въехали в ущелье, по которому вилась дорога, полузаросшая высокой травой и ежеминутно пересекаемая шумным ручьем, через который нужно было переправляться вброд, к великому отчаянию доктора, потому что лошадь его каждый раз в воде останавливалась.
Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва выказалось из-за зеленых вершин, и слияние теплоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томление; в ущелье не проникал еще радостный луч молодого дня; он золотил только верхи утесов, висящих с обеих сторон над нами; густолиственные кусты, растущие в их глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебряным дождем.
Я помню — в этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу. Как любопытно всматриваться в каждую росинку, трепещущую на широком листке виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей! Там путь все становился уже, утесы синее и страшнее, и, наконец, они, казалось, сходились непроницаемою стеной. Мы ехали молча. Видите ли, я выжил из тех лет, когда умирают, произнося имя своей любезной и завещая другу клочок напомаженных или ненапомаженных волос.
Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе: иные не делают и этого. Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, возведут на мой счет бог знает какие небылицы; женщины, которые, обнимая другого, будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, — Бог с ними!
Из жизненной бури я вынес только несколько идей — и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия. Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его; первый, быть может, через час простится с вами и миром навеки, а второй… второй? Посмотрите, доктор: видите ли вы, на скале направо чернеются три фигуры?
Это, кажется, наши противники?.. У подошвы скалы в кустах были привязаны три лошади; мы своих привязали тут же, а сами по узкой тропинке взобрались на площадку, где ожидал нас Грушницкий с драгунским капитаном и другим своим секундантом, которого звали Иваном Игнатьевичем; фамилии его я никогда не слыхал. Несколько минут продолжалось затруднительное молчание; наконец доктор прервал его, обратясь к Грушницкому.
Капитан мигнул Грушницкому, и этот, думая, что я трушу, принял гордый вид, хотя до сей минуты тусклая бледность покрывала его щеки. С тех пор как мы приехали, он в первый раз поднял на меня глаза; но во взгляде его было какое-то беспокойство, изобличавшее внутреннюю борьбу. Капитан взял его под руку и отвел в сторону; они долго шептались.
Я приехал в довольно миролюбивом расположении духа, но все это начинало меня бесить. Я не умею зарядить пистолета, но в этом случае… Вы странный человек! Скажите им, что вы знаете их намерение, и они не посмеют… Что за охота! Дайте им пошептаться…. Согласны ли вы?.. Видите ли на вершине этой отвесной скалы, направо, узенькую площадку? Каждый из нас станет на самом краю площадки; таким образом, даже легкая рана будет смертельна: это должно быть согласно с вашим желанием, потому что вы сами назначили шесть шагов.
Тот, кто будет ранен, полетит непременно вниз и разобьется вдребезги; пулю доктор вынет. И тогда можно будет очень легко объяснить эту скоропостижную смерть неудачным прыжком. Мы бросим жребий, кому первому стрелять. Объявляю вам в заключение, что иначе я не буду драться. Лицо его ежеминутно менялось. Я его поставил в затруднительное положение. Стреляясь при обыкновенных условиях, он мог целить мне в ногу, легко меня ранить и удовлетворить таким образом свою месть, не отягощая слишком своей совести; но теперь он должен был выстрелить на воздух, или сделаться убийцей, или, наконец, оставить свой подлый замысел и подвергнуться одинаковой со мною опасности.
В эту минуту я не желал бы быть на его месте. Он отвел капитана в сторону и стал говорить ему что-то с большим жаром; я видел, как посиневшие губы его дрожали; но капитан от него отвернулся с презрительной улыбкой. Отправимтесь же, господа! Узкая тропинка вела между кустами на крутизну; обломки скал составляли шаткие ступени этой природной лестницы; цепляясь за кусты, мы стали карабкаться. Грушницкий шел впереди, за ним его секунданты, а потом мы с доктором.
Вдруг мелкие камни с шумом покатились нам под ноги. Что это? Грушницкий Споткнулся, ветка, за которую он уцепился, изломилась, и он скатился бы вниз на спине, если б его секунданты не поддержали. Вот мы взобрались на вершину выдавшейся скалы: площадка была покрыта мелким песком, будто нарочно для поединка.
Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльборус на юге вставал белою громадой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока. Я подошел к краю площадки и посмотрел вниз, голова чуть-чуть у меня не закружилась, там внизу казалось темно и холодно, как в гробе; мшистые зубцы скал, сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи.
Площадка, на которой мы должны были драться, изображала почти правильный треугольник. От выдавшегося угла отмерили шесть шагов и решили, что тот, кому придется первому встретить неприятельский огонь, станет на самом углу, спиною к пропасти; если он не будет убит, то противники поменяются местами.
Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны были торжествовать… Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала. Кто не заключал таких условий с своею совестью? Но помните, что если вы меня не убьете, то я не промахнусь — даю вам честное слово. Он покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного; я глядел на него пристально; с минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим, умоляя о прощении; но как признаться в таком подлом умысле?..
Ему оставалось одно средство — выстрелить на воздух; я был уверен, что он выстрелит на воздух! Одно могло этому помешать: мысль, что я потребую вторичного поединка. Посмотрите, он уж заряжает… если вы ничего не скажете, то я сам…. Может быть, я хочу быть убит…. Капитан между тем зарядил свои пистолеты, подал один Грушницкому, с улыбкою шепнув ему что-то; другой мне.
Я стал на углу площадки, крепко упершись левой ногою в камень и наклонясь немного наперед, чтобы в случае легкой раны не опрокинуться назад. Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет.
Колени его дрожали. Он целил мне прямо в лоб…. Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено. Я невольно сделал несколько шагов вперед, чтоб поскорей удалиться от края. Обними меня прежде: мы уж не увидимся! Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка! После этой трагической фразы, сказанной с приличною важностью, он отошел на свое место; Иван Игнатьич со слезами обнял также Грушницкого, и вот он остался один против меня.
Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого роду чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
Я несколько минут смотрел ему пристально в лицо, стараясь заметить хоть легкий след раскаяния.
Но мне показалось, что он удерживал улыбку. Об одном вас прошу: стреляйте скорее. Подумайте хорошенько: не говорит ли вам чего-нибудь совесть? Молодой офицер влюбил в себя княжну, стрелялся из-за неё на дуэли, но жениться не захотел. Параллельно он возобновил отношения с давней любовницей.
Тут он встретил своего старого приятеля — юнкера Грушницкого, который тоже лечился после ранения, и с которым они были «наружно в самых дружеских отношениях». Однако, Печорин чувствовал: «мы когда-нибудь столкнёмся на узкой дороге и одному из нас несдобровать».
Из всей почтенной публики, проходящей лечение на водах, выделялись Лиговские — княгиня и её прелестная дочь Мери. Грушницкий, целью которого было «сделаться героем романа», моментально очаровался княжной и начал искать повод для знакомства с Мери и официального визита в их дом. Княжна не спешила заводить с ним знакомство, хотя он был очень романтичен в своей старой солдатской шинели.
Ей казалось, что этот офицер был разжалован за дуэль. Печорин же, напротив, подчёркнуто избегал возможности знакомства и не спешил нанести визит в дом княгини, чем вызвал немалое удивление, недоумение и интерес Лиговских. Об этом он узнал от своего нового знакомого — местного доктора Вернера, с которым они сдружились.
Эта идея его позабавила и добавила интригу в происходящее. От Вернера он узнал, что у княгини гостит очень больная родственница. По описанию доктора Печорин узнал Веру, свою давнюю возлюбленную. Они встретились, и в его душе всколыхнулись забытые чувства. Чтобы они могли чаще видеться, не вызывая слухов и разговоров в городе, Вера предложила Печорину чаще бывать в доме княгини и начать ухаживать за Мери для отвода глаз.
Он согласился — хоть какое-то развлечение. На балу Печорин спас Мери от приставаний пьяного офицера, и княгиня из благодарности пригласила его нанести визит в их дом.
Но и во время приёма в доме княгини Печорин проявил равнодушие к Мери, чем разозлил её. Она не понимала его холодности, и это лишь добавило накала страстей в игре Печорина. У него был свой план обольщения неопытной барышни.
Все мысли княжны Мери теперь занимал Печорин, а ухаживания Грушницкого ей уже порядком надоели. Даже когда Грушницкий появился в новом офицерском мундире, это не произвело на неё должного впечатления — она становилась всё холоднее с ним.
Грушницкий видел причину этой холодности в её увлечении Печориным, он ревновал и подчёркнуто сторонился бывшего приятеля. Мери всё больше влюблялась в Печорина, а Вера начала ревновать и потребовала с Печорина обещание, что он не женится на княжне. Во время одной из прогулок Мери призналась Печорину в любви, но он не ответил ей.
После этого Мери спешно вернулась к себе. Печорин наслаждался своим достижением — он влюбил в себя девушку, не зная зачем. Возвращаясь с прогулки, Печорин увидел, что один из домов слободки сильно освещён.
Наконец, офицеры договорились забавы ради свести Грушницкого и Печорина на дуэли и подсунуть им незаряженные пистолеты.
