Двустишие с рифмой капель апрель, Метапоэтика: Сборник статей научно-методического семинара "Textus": В 2 ч. Вып. 13. Часть 1

Двустишие с рифмой капель апрель

Секретарь кажется, его звали Микулинский , эдакий Лихач Кудрявич, обрадовался, увидев меня воочию, и сказал: "Я вижу, нормальный парень. И так далее. Щербатова была родной сестрой жены Д.




Сведений об Александре Фурмане сохранилось немного. Третий сын Александр служил в Генеральном штабе, отличался умом и любезностью, но рано умер, оставив вдову с двумя сыновьями и дочь Е. Бенецкую» Воспоминания Ф. Двоюродным братом Александра Фурмана был известный мореплаватель, адмирал Ф.

Литке — , который так писал о нем в своей автобиографии: «Александр Фурман, очень даровитый, начал службу но квартирмейстерской части, йотом мыкался по разным ведомствам и умер в г. Беспутная жизнь и безумная женитьба помешали его карьере, которая, по его талантам, могла бы быть недюжинная» Безобразов В. Академии Наук. Даты жизни А. Фурмана устанавливаются предположительно: ок. О более поздних встречах Жуковского с Александром Фурманом не известно ничего.

Нахождение автографа или копии его посланий к Жуковскому в архиве Батюшкова вполне объяснимо: в его сестру, Анну Фурман, воспитанницу Олениных, был безнадежно влюблен К.

Батюшков см. Тобою прозванный славянским Оссианом… -- Эта характеристика Жуковского, восходящая к посланию Александра Фурмана и повторенная в ответном послании Жуковским, вошла в арсенал русской критики и литературоведения. Об этом см. Оссиан в русской литературе. История рождения этого экспромта в альбом Екатерины Ильиничны Голенищевой-Кутузовой урожд.

Бибиковой; — , вдовы фельдмаршала М. Кутузова, подробно воссоздана в письме Жуковского к его долбинским друзьям, в том числе к А. Киреевской, от 11 июня г. Признаюсь, в семье вождя победителей мне было приятно себя увидеть. Кутузова которая отправилась теперь в чужие края дала мне свой альбом с тем, чтобы я написал в нем первый и те строфы из Нового певца , в которых говорю о Кутузове. Мне было это приятно. А признаюсь, сцена эта стоила немного кисти Гогартовой.

Я написал ей [далее идет текст стихотворения. Сама встреча в доме Кутузовых на Гагаринской набережной вблизи Литейного проспекта дом сохранился; ныне наб.

Кутузова, д. Так как в письме два события-- представление императрице Марии Федоровне и визит к Кутузовой-- стоят в одном ряду, то скорее всего речь может идти о середине мая г. Известно, что М. Семью вождя великого я зрел… -- Как явствует из цит. Опочинина; — и Анна Михайловна в замуж. Хитрова; — , которая «еще тем милее, что мои баллады читает с удивительным, как говорят, совершенством» УС.

Вероятно, были и другие дочери Кутузовых всего их было 5 , но они в тексте письма не упомянуты. Говорится просто: «ее дочери очень милы». Кутузова стихах, посвященных его деяниям, в послании «Императору Александру»: «И вождь наш, смертию окованные вежды…» и т. Воейковой» и датой: «26 июля ». Впервые: Загарин. LXVII факсимильное воспроизведение текста указ. Прилагаем снимок с автографа». Стихотворение написано на рождение дочери племянницы Жуковского А.

Воейковой урожд. Протасовой и А. Воейкова Екатерины Александровны Воейковой — Неправильное прочтение Загариным Л. Поливановым даты в автографе: «26 июня» вместо: «26 июля» привело к тиражированию этой ошибки во всех изданиях сочинений Жуковского и в критико-биографической литературе.

Между тем из переписки родных А. Воейковой очевидно, что Катя Воейкова родилась именно 26 июля. Киреевской 2 августа г. Слава Богу, и она и мать здоровы совершенно, и Машка наша всякий день становится лучше и милее» УС.

В этом же письме, посланном лишь 12 августа, читаем: «… наша Катенька-Маша есть всё, что ни есть лучше на свете» Там же. Из этого письма становится ясно, что первоначально дочь Воейковых хотели назвать Машей в честь тетки и что крестил ее Лоренц Эверс о нем см. Жуковский принимал самое активное участие в воспитании Кати Воейковой.

После смерти ее матери в г. Катя стала воспитанницей Екатерининского института, и Жуковский внимательно следит за ее образованием. Перед женитьбой и отъездом за границу в г. Внезапная ранняя смерть Е. Воейковой потрясла Жуковского. Вообрази: Катя Воейкова вдруг умерла. За себя мне ее очень жаль. Про тебя же скажу: страшен сон, да милостив Бог…» ПЖТ. Впервые: С 1. В кругу дерптских знакомых Жуковского профессор богословия Дерптского университета Лоренц Эверс — занимает особое место.

Он был для молодого поэта реальным воплощением земной святости. Не случайно в письмах он называет его «святым» ПЖТ. Так, в письме к А. Киреевской от 6 сентября г. Вообрази, что этот прелестный старик заключает в себе всё, что мы с тобой видали, читали и воображали хорошего.

Эверс заставляет любить свет Божий и все его творения» УС. В письме к А. Тургеневу от августа г. Прочту, когда приеду» ПЖТ. Еще подробнее историю создания стихотворения «Старцу Эверсу» Жуковский излагает в письме к А.

Киреевской от сентября г. Он профессор. На празднике студентов, на который был приглашен и я, он вздумал со мной нить братство. Это меня тронуло до глубины души и… я от всей души поцеловал братскую руку. Солнце заходило самым прекрасным образом, и я вспомнил об Эверсе и о завещании Эверса. Я часто любовался этим стариком, который всякий день ходил на гору смотреть на захождение солнца. Заходящее солнце в присутствии старца, которого жизнь была святая, есть что-то величественное, есть самое лучшее зрелище на свете.

Мой добрый шептун принял образ добродетельного старика и утешил меня в этом виде. Я написал стихи К старцу Эверсу… они должны быть дерптские повторения моего Теона и Эсхина.

Двустишие с рифмой капель апрель

В обоих много для меня добра» PC. Текст стихотворения органично входит в пространство дерптских писем-дневников — гг. Посмотри, как он спокойно смотрит на прошедшую жизнь свою, как всё ему друг; это плод чистоты душевной! И далее поэт естественно развивает основные положения своей нравственной философии, выражением которой были его стихотворения «Теон и Эсхин» и «Старцу Эверсу». Впервые полностью: С 9. Вяземскому от 19 сентября г. Послание Жуковского написано ко дню рождения Ю.

Таким образом, дата создания стихотворения устанавливается по дню рождения адресата: 6 сентября г. Нелединскому-Мелецкому исполнилось 63 года ср. Хераскова, а также И. Дмитриеву и H. Карамзину, был особенно популярен своей любовной лирикой и песнями. Принадлежность к высшей аристократии обеспечила ему возможность придворной карьеры: с г. Жуковский до г. Вяземского последний посвятил Нелединскому, как близкому другу своей семьи, мемуарный очерк «Ю.

Нелединский-Мелецкий», На посредничество Нелединского в устройстве своих личных дел при помощи императрицы Марии Федоровны Жуковский рассчитывал в первой половине г. Тургеневу с просьбой привлечь его на свою сторону в переговорах с Е. Протасовой о ее согласии на брак с Машей ПЖТ. Вероятно, именно Нелединский представлял Жуковского вдовствующей императрице в мае г.

Киреевской от 11 июня г. Жуковский не упомянул имени Нелединского УС. Близкое знакомство Жуковского с Нелединским-Мелецким состоялось при вторичном представлении Жуковского императрице в Павловске, в первых числах сентября г. Киреевской от 16 сентября г. У меня был и проводник прелестный! Нелединский редкое явление в нынешнем свете! Где бы я ни был, он всюду следовал за мною глазами; все сам за меня придумывал, предупреждал меня во всем и входил со мною в самые мелкие подробности» PC.

Через несколько дней, в письме П. Вяземскому от 19 октября г. Я жил в его комнатах и три дня познакомили меня с ним так, как три года. Не знаю, можно ли быть добродушнее Нелединского. Он был самым нежным, самым заботливым моим родным. Не забыл обо мне ни на одну минуту; и все это с такою простотою, с такою непринужденностию. Он привязал к себе мое сердце» С 9. Комментируемое стихотворение было, таким образом, написано во время трехдневного пребывания Жуковского в Павловске. В дальнейшем, как об этом свидетельствуют эиистолярно-мемуарные источники, Жуковский сохранил близкие, дружеские отношения с Нелединским-Мелецким: одна из записей в дерптском дневнике от 23 июня г.

Двустишие с рифмой капель апрель

Нелединский был посвящен в обстоятельства увлечения Жуковского графиней С. Самойловой см. Из архива кн. Вяземского «Ю. Нелединский-Мелецкий»: «Особенно песни его приобрели общенародную известность.

Некоторые из песней его по верности и страсти выраженного в них глубокого, задушевного чувства остаются и поныне образцовыми в своем роде» Вяземский П. Младой с ним молод вдвое!.. Стихотворение «Благодарю, мой друг, тебя за доставленье…» посвящено литературно-критическому разбору стихотворения П. Вяземского «Вечер на Волге». По своей жанровой ориентации послание является типичным образцом литературно-критического дружеского послания, продуктивного в поэтическом кругу Жуковского см.

О лирике. Вместе с поэтом отыскивается хладнокровный и дельный прозаик, тонкий и верный критик, грамматик, педагог, не только ценитель и судья содержания, но и строгий браковщик каждого выражения» РА. Послание «Благодарю, мой друг, тебя за доставленье…» было отослано Жуковским адресату вместе с письмом от 19 октября г. Твои стихи я читал и один и с ареопагом.

Они полны свежести! Природа в них дышит! Посылаю мои замечания, написанные в поэтических стихах! Твоих пленительных стихов!.. Тургенев с Гнедичем, и Блудов, и Дашков… -- Ср. Ваш Вяземский прямой поэт!.. Пушкину» «Друзья, тот стихотворец--горе…», в первоначальной редакции, измененной по рекомендации Вяземского см.

Этот стих перекликается также и с первым стихом послания «К Вяземскому. Ответ на его послание к друзьям»: «Ты, Вяземский, хитрец, хотя ты и поэт…», четыре стиха которого процитированы в письме Жуковского к Вяземскому от 19 сентября г. Сень благоухать может! Переступившему светилу позволяется не трудить себя новым восхождением на небо!

Этого замечания Вяземский при правке своего стихотворения не учел, так же как и следующего, относящегося к стиху: «Кто в облачной дали конец тебе прозрит? Такой халат читателя смешит!.. Дремать в златых мечтах никак нельзя! Вяземский поправил свой стих, убрав эпитет «златые»: «Забывшись наяву, один дремать в мечтах». Покаты гор крутых! Впервые: СО. Датируется: между началом х чисел ноября и 14 декабря г. Датировка основывается на выражаемом Жуковским ожидании приезда Александра I в Россию и черновом варианте ст.

В С 3 датируется г. Первоначально стихи создавались с опоясной рифмой, которая в публикации в СО сменилась на перекрестную. Наш Царь, наш славный вождь царей… -- В — гг. Александр I выступал как глава антинаполеоновской коалиции и с сентября г. Черновой вариант: «Гряди! Ко мщенью Ты воззвал народы… -- 26 февраля г. От Немана до океана… -- Ареал заграничного похода русских войск: от рубежа России до Атлантического побережья.

Адресатом стихотворения является Ирина Дмитриевна Полторацкая, сестра Агафоклеи Дмитриевны, на смерть которой Жуковский написал эпитафию см. Вероятно, эта смерть сблизила Жуковского с семейством Д.

Имя его сына-- Сергея Дмитриевича, будущего известного библиофила, приятеля А. Пушкина, неоднократно возникает на страницах «Дневников» Жуковского см. О самой И. Полторацкой и ее жизни известно немного. В примечании к первой публикации стихотворения сообщается следующее: «Это неизданное доселе стихотворение передано здесь с сохранением подлинника; оно собственноручно написано В.

Жуковским на оборотной стороне переплета первого тома полного собрания его стихотворений СПб. Ирина Дмитриевна Полторацкая, дочь Дмитрия Марковича Полторацкого и родная сестра известного Сергея Дмитриевича Полторацкого, вышла замуж около года за полковника Алексея Николаевича Дьякова и умерла еще в молодых годах, приблизительно около года» PC.

Киреевской от 17 декабря Жуковский говорит о распространении экземпляров но подписке УС. Учитывая связь дарственной надписи с посланием П. Вяземского «К кн. Шаховской при посылке стихотворений Жуковского» см. Полторацкой и записанное на форзаце первой части, появилось в январе г.

Во всяком случае известно, что И. Дмитриев, живший в Москве, получил от Жуковского из Петербурга экземпляр первой части «Стихотворений Василия Жуковского» до 8-го января см. Вяземском, авторе послания «К кн.

Шаховской при посылке стихотворений Жуковского» СО. Но, по всей вероятности, стихотворение было известно Жуковскому еще до публикации. В его архиве РНБ, он.

Вот его текст, вызвавший отклик Жуковского:. Лыжина «Знакомство Жуковского со взглядами романтической школы». В копии, где представлены все три послания Жуковского к Т. Боку, а также в публикации Н. По всей вероятности, послание-записка Жуковского относится ко времени пребывания Бока в Петербурге март-август г. Если учесть, что апрель-ноябрь г. Жуковский провел в Дерпте см.

Бок жил в Петербурге. Наброски четверостишия и его окончательный вариант находятся после белового автографа «Весеннего чувства» и перед вторым посланием к Т.

Боку, т. Это время пребывания Жуковского в Дерпте, когда он, решившись на жертву дал разрешение Маше Протасовой на свадьбу с И. Мойером , пытается найти успокоение в философии самоотречения. По точному замечанию исследователя, это было «испытанием, страдой веры» Веселовский.

Органической частью этой философии стал образ сна-утешителя. Уже после свадьбы Маши с Мойером, которая состоялась 14 января г. Тургеневу: «Я хлебнул из Леты и чувствую, что вода ее усыпительна. Душа смягчилась. К счастью, на ней не осталось пятна; зато бела она, как бумага, на которой ничто не написано. Музыка моя молчит, и я сплю! Из этого-то сна должно непременно выйти…» ПЖТ.

Переводы из Гёте «Кто слез на хлеб свой не ронял…», «Утешение в слезах», «К месяцу» , из Уланда «Сон», «Песня бедняка», «Счастие во сне» , созданные в атмосфере душевного разлада, лейтмотивно развивают тему сна и утешения во сне.

Не исключено, что дистих Гёте «Die Ceschwister» «Братья», подсказал общую мысль гекзаметрического четверостишия Жуковского. Перевод М. Автограф ПД. Копия РНБ, он. Основанием для датировки данного послания может быть местонахождение его чернового автографа в «Книге Александры Воейковой»: непосредственно перед набросками 15—19 строф баллады «Вадим», имеющими авторскую датировку: 1 сентября г.

Как установлено М. Салупере, «летом г. Возвратиться в Дерпт они должны были также в августе, т. Тимофей Бок 6 августа г. Трудно сказать, состоялась ли эта поездка в августе. Вполне вероятно, что Жуковский посетил Бока в день его рождения, 13 ноября г. Салупере, о Юлии Бок, в которую был безнадежно влюблен Т. Бок Там же. Впервые: Певец в Кремле. Автор представляет певца русских воинов , возвратившегося на родину и ноющего песнь освобождения на Кремле, среди граждан московских, в виде жертвы, принесенной за отчизну и в тот самый день [25 декабря], когда торжествующая Россия преклоняет с благодарностью колена пред Промыслом, спасшим чрез нее народы Европы и все блага свободы и просвещения» и гравированным С.

Галактионовым видом московского Кремля. Тургеневу от 1 декабря г. Певец во Стане, предсказавший победы, должен их воспеть; и где же лучше, как не на Кремлевских развалинах, посреди народа, пришедшего благодарить Творца побед на то же самое место, где Он в первый раз грянул на наших новых Ордынцев.

Жди, молчи и верь. План сделан; начало сделано, всё скоро поспеет. Не знаю только, будет ли в твоих руках к А хорошо бы! Это будет убийством. Жуковский торопился завершить сочинение к Рождеству, на каковой день «было назначено праздновать воспоминание избавления церкви и державы российской от нашествия галлов» Зейдлиц.

Дмитриев вышел в отставку 30 августа г. Вероятно, это происходило в январе г. Но я им не весьма доволен» ПЖТ. К возобновлению работы над «Певцом…» Жуковский вернулся спустя полтора года по настоянию Д.

Кавелина и А. Тургенева, которые «хотели упрочить положение его» Зейдлиц. Жуковский отвечал А. Тургеневу из Дерпта: «Если хочешь , чтоб я кончил Певца , то пришли его мне; у меня нет списка; пришли скорее. Я писал к тебе и Вяземскому в Москву о причинах, которые мешали мне кончить эту пиесу, но моему мнению слабую.

Но… когда Государь должен узнать об ней , вижу, что кончить ее надобно. Не надеюсь однако на большой успех. Что осталось, то одно обще. Вот мысль: Всевидящее око в небесах; лучи его ударили на землю, и тучи разлетелись, и полшара в сиянии; в удаляющихся тучах гаснут молнии» ПЖТ. Жуковский писал ему же: «Постараюсь Певца кончить и конец сделать получше. Не знаю, удастся ли. Но из этого выключается Певец II…» Там же.

Последние строфы помечены 1 ноября г. Третий том С 1 Жуковский не составил, но изначальное исключение из его состава «Певца на Кремле» само по себе любопытно: видимо, неудовлетворенность сделанным была достаточно велика, хотя по письму к А. Тургеневу от 6 ноября г. Сам бы я этого не вздумал. У меня была в душе большая против него антипатия; но он не заслужил сего проклятия. Он достойный брат своего тезки.

Я многое выбросил, от этого всё сделалось сильнее. Но оставим этот разбор критикусам. Я послал к Кавелину несколько денег на напечатание. Их не будет достаточно.

Чего не достанет, додай, если можешь, из своего кармана; если твой пуст, загляни к Блудову или Жихареву. После сочтемся. Не надобно ли прислать и к Нелединскому для Государыни? Немного погодя Жуковский вспомнил критику Карамзина и обратил внимание Тургенева на ст.

Привыкши к слепой ему покорности, я рад бы переменить это выражение, но, право, не умею. По крайней мере теперь ничего не могу придумать. Пусть Кавелин пришлет мне корректуру чего прошу умиленно.

Двустишие с рифмой капель апрель

В корректуре авось поправлю. Присылайте только скорее. Непременно надобно выставить, что пиеса писана в конце Будет ли виниета? И чуть позже ему же: «Что корректура Певца? Будет ли прислана? Предполагаемое Жуковским изображение Всевидящего ока, выделяющее религиозную идею «Певца…», воплотить не удалось, и на заглавном листе появился вид Кремля, гравированный С.

Судя по пометам в рукописи см. Заглавие менялось по мере создания произведения и его публикации. В дневниковой записи после г. Золотарева: «Певец на Кремле. ВСЗ возникло каноническое заглавие: «Певец в Кремле». Плетнев в статье «О жизни и сочинениях В. Жуковского» вспоминал свое восприятие «Певца…» как «радостный трепет» Переписка.

Иное мнение сложилось у К. Песнь певца в Кремле течет медленно, как широкий ноток лавы, который светится пурпуровым блеском лишь впотьмах. Появилась даже эпиграмма на «Певца…», приписываемая H. Но ты, Царя венчавший храм… -- Успенский собор конец XV в. При попытке французов взорвать собор пострадали звонница и пристройка см.

О, наш Сион священный… -- Кремлевский холм уподоблен Жуковским Сионскому, одному из холмов, на которых построен Иерусалим, традиционно воспринимаемому как святыня. С хвалою первой к Богу сил… -- Под силами здесь, вероятно, понимается не только мощь как таковая, но и высшие сущности, упоминаемые в Новом Завете наряду с началами, господствами и властями см.

Кутузов и генерал-губернатор Москвы Ф. Ростопчин действительно приказали поджечь обозы, не успевающие уйти из города. Взлетите гибелью врагам… -- Подчеркивая в том же контексте, что взорванные стены пали на головы захватчиков, Жуковский вступает в противоречие с фактами: русские, в отличие от французов, ничего не взрывали.

При коронации Александр I дал обет в том, что «счастие вверенного нам народа должно быть единым предметом всех мыслей наших и желаний» Манифест от 15 сентября г.

Кутузов см. О старце, о великом!.. Кутузов молился в Казанском соборе Санкт-Петербурга. Александр I при этом не присутствовал. Кутузов умер в заграничном походе в г. Бунцлау 16 28 апреля г. Военных действий в это время не было. Да при твоей гробнице… -- Прах М. Кутузова находится в Казанском соборе Санкт-Петербурга. Архистратиг, соратник твой… -- Архистратиг греч. Имеется в виду вождь небесного воинства архангел Михаил, коему М. Кутузов был тезоименит.

Сей гимнами гремящий храм… -- Молебны проводились во всех кремлевских церквах, но Жуковский, вероятно, имеет в виду Успенский собор, предназначавшийся для особых торжеств. Гремит ее призывный щит… -- Образ восходит к античности, когда войско в знак одобрения ударяло рукоятями мечей о щиты.

За Веру, Царя и Отечество. Ст, Золотарева подлинная рукопись этих стихов. Речь идет именно об этих словах швейцарского историка. Жуковский неоднократно цитировал их в письмах и статьях. Подробнее см.

Трон власти, обратись в алтарь!.. Достаточно верный перевод стихотворения Ф. Шиллера «Der Besuch» «Посещение» , написанного в г. Заглавие «Dithyrambe» появилось у стихотворения при публикации его в первой части «Стихотворений» Шиллера О том, что Жуковский работал по тексту альманаха, говорит не только заглавие его перевода, но и организация текста: членение стихотворных строк и строфика.

При переводе Жуковский в основном воспроизводит ритмическую схему шиллеровского стихотворения, однако у Жуковского графически обособлены и превращены в самостоятельные строфы все двух- и четырехстопные строки, а ст. В стихотворении стало 30 строк.

Антифеодальная направленность и ораторский пафос штюрмерских произведений немецкого поэта, как и публицистичность большинства поздних его стихотворений, не импонировали меланхоличной лире русского поэта. Судя но всему, Жуковского в данном стихотворении особенно привлекли заключительные строки, в которых Шиллер определяет вдохновение не как «бурный восторг» а как душевное спокойствие и высшее прозрение. Поэт переводит стихотворение вопреки оригиналу белым стихом, что в большей степени соответствует его антологическому содержанию.

Тем не менее, конечный результат, видимо, не удовлетворил переводчика. В «Явлении богов» явно слышались перешедшие из оригинала интонации героя-штюрмера, желавшего стать «одним из богов», свободно беседовать с жителями Олимпа. Вероятно, эта неудовлетворенность и стала причиной того, что стихотворения не было включено ни в одно из прижизненных собраний сочинений.

В примечании к первой публикации стихотворения сообщается: «Мария Андреевна Поликарпова была в то время, когда эти стихи были к ней написаны около г. Скорее всего, стихотворный экспромт Жуковского относится ко второй половине декабря после го , когда он возвратился из Дерпта в Петербург, а княжна Щербатова еще не вышла замуж. Щербатова была родной сестрой жены Д. Блудова Анны Андреевны урожд. О знакомстве с ней именно в этом доме рассказывает Жуковский в дневниковой записи от 4 мая г.

Обедал у него. Жена его милая женщина; даже и лицом приятная; на этом лице написан тихой и нежный характер с умом тонким. Мне нравится ее простота. Вероятно, последующие встречи с ней изменили отношение Жуковского к фрейлине, о чем свидетельствует, быть может, и фамильярно-ритуальное обращение: «в твой альбом», «при мысли о тебе», «твой поэт». Судя но воспоминаниям, М.

Поликарпова была светской придворной дамой с весьма своеобразным темпераментом, что, возможно, выразилось и в альбомном заказе «написать о грустном». Так, ее племянница А.

Воспоминания и записки. Один вечер это было 6 марта провели мы очень весело у старшей сестры ее. Надпись в альбом княжны М. Впервые опубликовавший это гекзаметрическое четверостишие Е. Это четверостишие, до сих пор, сколько нам известно, не помещенное в собрании сочинений Жуковского, сообщено было Петерсеном своему другу пастору Вениамину Бергману, в письме от 10 декабря года: Eines Dichters Kind.

Салупере в статье «Забытые друзья Жуковского» Ж. Как замечает автор статьи, говоря о «четырех гекзаметрах Жуковского на рождение сына Петерсена», поэт крестил его и «отечески заботился после смерти отца» Там же.

Внезапная смерть самого Карла Петерсена, о которой сообщила Жуковскому М. Мойер, вызвала следующую его реакцию: «Милый друг Маша, на что мне изъяснить словами то чувство, которое произвело во мне твое ужасное письмо. Но я уверен, что он тогда вспомнил и о нас и обо мне! Салупере приводит многочисленные примеры материальной помощи Жуковского своему крестнику Фреймунду Петерсену Ж.

С точки зрения эстетической данное четверостишие интересно как один из первых опытов «бытового» использования гекзаметра. Четыре гекзаметрических протокола Жуковского и примыкающая к ним «Речь в заседании Арзамаса», написанные между июнем и концом г. Приходит конец «разрушительному» началу: со смертью Г. Державина перестала существовать «Беседа любителей русского слова», объект литературной полемики «Арзамаса». Возникает потребность в «созидательной» самореализации, воплотившейся в расширении круга арзамасцев за счет радикально настроенных Н.

Тургенева, М. Орлова, H. Муравьева и предлагаемой ими реорганизации общества. Важнейшей темой обсуждения становятся проекты журналов Блудова, Жуковского, Орлова и создание «законов».

Несмотря на создание проекта журналов и написание законов «Арзамаса», в г. Но более глубокую причину называет сам Жуковский, неизменный секретарь и летописец «Арзамаса», имевший прозвище «Светлана»: «Мы разучились смеяться», а в г.

До тех пор пока мы оставались только буффонами, наше общество оставалось деятельным и полным жизни; как только было принято решение стать серьезным, оно умерло внезапной смертью» письмо В. Жуковского канцлеру И. Подлинник по-французски. Гекзаметрические протоколы Жуковского-Светланы, являясь отчасти «переводом» прозаических речей арзамасцев «Вступительной речи М.

Орлова», «Сонного мнения члена Эоловой Арфы»; ср. Во-первых, с ними связано создание «арзамасского наречия», образующего своеобразный шутливый мифологический универсум с устойчивой и одновременно гибкой картиной мира, своими героями, метаморфозами и конфликтами, в центре которого--борьба «Беседы» и «Арзамаса», старого и нового, мертвого и живого подробнее см.

Во-вторых, гекзаметрические протоколы Жуковского берут на себя отчасти функции посредников между «серьезным творчеством» чтение «Овсяного киселя» и «Красного карбункула» на м ординарном заседании 24 декабря г.

В этом смысле арзамасские гекзаметры Жуковского становятся лабораторией стиля, сочетая вариативность и универсальность, серьезное и шутливое, высокое и низкое, размывая границы между контрастными стилевыми и смысловыми рядами, способствуя развитию единого литературного и поэтического языка. В-третьих, дружеская атмосфера общества привела к созданию особой фразеологии и идеологии «арзамасского братства», что отразилось в создании возвышенного образа «братьев-друзей», объединенных не просто культом дружбы, но идеей служения Отечеству аллегорические образы «Вместе», «Слава», «Труд», «Польза», «Отечество».

Всё это противостоит разочарованиям и утратам реальной жизни. Таким образом, Жуковский в арзамасских протоколах создает идеальную формулу бытия: в совместном дружеском и творческом труде на благо Отечества видится ему смысл жизни. Молодой Пушкин и арзамасское братство.

Двустишие с рифмой капель апрель

Наконец, гекзаметрические арзамасские протоколы Жуковского--путь к повествовательной поэзии, к сближению поэзии и прозы, к формированию новой концепции эпоса, что определит эволюцию самого автора протоколов. Основанием для датировки является письмо Н. Тургенева к С. Тургеневу от 9 июня г. Орлов очень рад журналу и обещает много помещать в него» Декабрист Н. Письма к брату С. Протокол Жуковского воссоздает атмосферу принятия этого решения и споры о будущем журнале.

Ошибочно назван протоколом го заседания, хотя по счету является м. Очевидно, это связано с продолжением общей темы предыдущего 22 апреля г. Не полно ль быть ребенком? Ах, нет! Он определяет образ занятий, общий для всех, но разновидный, как вкусы, труды, таланты каждого.

Композиция протокола трехчастна: от хаоса через пародирование пророческих архетипов Дельфийский оракул, Моисей на Синае и воссоздания споров о путях развития «Арзамаса» и создания его журнала. Здесь, как и в прозаических протоколах, Жуковский использует такие традиционные приемы арзамасской галиматьи, как шутливая эпическая детализация, травестирование, игра противоположностями, стилизация и т.

Стихотворному тексту в рукописи предшествует своеобразный прозаический конспект, дающий представление об опорных понятиях-образах будущего протокола: «Слава. Шум в Арзамасе. Круг участников заседания обозначен следующими подписями под текстом протокола: «Рейн. Ивиков Журавль. Эолова Арфа. Кот Резвый. Почетный гусь Михаил. Имеются в виду май, июнь и ноябрь-декабрь. Тихо на береге Карповки. Уварова, где и состоялось заседание «Арзамаса».

Далее в протоколе обыгрывается его склонность к чревоугодию, сонливость и сопутствующие физиологические состояния «бурчание в брюхе». Орлова из баллады Жуковского «Адельстан».

Стих. Апрель. 00085

В дальнейшем акцентируются черты его внешности «усастый Рейн», «осанистый Рейн», «чело, от власов обнаженно» и дар красноречия. Уварова из «Баллады о старушке…». Тургенева из одноименной баллады Жуковского. Вигеля из баллады «Ивиковы журавли». Кавелин баллада «Пустынник». Вяземский баллада «Громобой».

Сморщась, как дряхлый сморчок , Светлану. Прозвища взяты из одноименных баллад Жуковского. Интересно, что именно дельфийские сивиллы давали пророчества в форме гекзаметра. Имеет место пародийное смешение античной и ветхозаветной пророческой традиции. Это сердце, как Весты лампада, горит не сгорая… -- В храме Весты, богини домашнего очага, жрицами весталками поддерживался вечный огонь.

Крите был построен мифологическим художником и архитектором Дедалом. Все отразила прельщенья бесов и душиста добротой! Карамзин, переехавший в г. Карамзина к жене от 28 февраля и 3 марта г. Неизданные сочинения и переписка. Звездная надпись сияла на них: Журнал арзамасский… -- Далее в образе «китайских теней» предстают разделы предполагаемого журнала. Всякого рода известия. Статья для благотворении Арзамас—2. Рядом с ним Шутовской, овца брюхатая, охал… -- Князь А. Эпитет «брюхатая» имеет два значения: Шаховской был очень толст и очень плодовит как драматург.

Важно вез назади осел Голенище-Кутузов… -- П. Скромно висел в чемодане домашний тушканчик Вздыхалов… -- Е. Станевич — , поэт, публицист и переводчик, член «Беседы», пропагандист литературно-теоретических взглядов Шишкова.

Сев в углу на словарь, Академия делала рожи… -- Имеется в виду Российская Академия, издавшая «Словарь…» на основе языковых принципов, близких «Беседе». Важный маляр Демид-арзамасец… -- По предположению М. Боровковой-Майковой, имеется в виду почетный член «Арзамаса» H. Карамзин ср. Имя Демид, возможно, получил по имени управляющего П. Вяземского Демида Муромцева, отличавшегося малярным искусством Арзамас—2. Князь Тюфякин нес на закорках Театр… -- Князь П. Тюфякин — , директор Императорских театров.

Кошками секли его Пиериды… -- Пиериды т. Толковый словарь живого великорусского языка. Пушкина мысли… -- намек на легкомыслие В.

Пушкина, обыгрываемое в «Арзамасе», и на его сочинения «Мысли и характеры» РМ. В качестве одной из мер наказания для Старосты т. Пушкина собирались заставлять его «вместо лимона выжимать из головы своей мысли и подсыпать толченых характеров вместо сахару» Арзамас—2. Письма о бедных к богатым… -- Имеются в виду филантропические объявления о сборе средств, помещаемые в разделе «Смесь». Чем же сумятица кончилась? Делом: журнал состоялся. Датируется концом после 25 июня на основании указаний в дневнике Н.

Тургенева о двух заседаниях у М. Указание в протоколе «в день Изока», т. Заседание по счету е. Подписи под текстом протокола: «Почетный гусь Михаил. Резвый Кот. Пустынник» определяют круг участников заседания. Основанием для датировки является дневниковая запись Н. Тургенева см. С Резвым Котом, служащим в коллегии дел иностранных… -- Д.

Печатается по тексту первой публикации, со сверкой но автографу. Датируется: предположительно концом июля после го г. Традиционно протокол этого заседания датируется 14 или 15 июля, на основе указания в тексте: «Пламенный месяц Червен явился…» т.

Но так как арзамасцы не вдруг собрались, «спустя две седмицы» недели , то датировка отодвигалась к 14—15 июля. Как явствует из письма А. Тургенева к П. Вяземскому от 17 июля, было намечено новое собрание «Арзамаса», где должны были утверждаться написанные законы ОА. Протокол подписан следующими членами общества: «Варвик. Две Огромные руки. Уварова, опубликованная и описанная А. Кирпичниковым в г. Нагибин ум. Тургенева и П.

В апреле г. Жуковский получает предложение стать учителем русского языка будущей великой княгини: «Третьего дня проезжал здесь Глинка. Он сделал мне от себя следующее предложение. Занятие: один час каждый день. Это главное! Тургеневу от 25 апреля г. Карамзин, но просьбе императрицы Марии Федоровны, приглашает Жуковского для представления великой княгине: «Любезнейший!

Императрица Мария приказала вам послезавтра, то есть в воскресенье поутру, в 11 часов, перед обеднею быть у нее в Павловске, чтобы познакомить вас с великою княгинею» РА. Вяземский, опубликовавший это письмо, отнес его к г. Стихотворение, написанное еще до первой встречи учителя и ученицы, было заочное пророческое напутствие будущей императрице. Вполне вероятно, что живописным источником этой «надписи к портрету» стал портрет работы Ж. Беннера, гравированный его учеником Ж. Меку см.

Подробный словарь русских гравированных портретов. Он был выполнен именно в г. Не исключено, что при первой встрече с августейшей ученицей Жуковский подарил ей свое стихотворение, а затем с ее разрешения и напечатал его.

Булгаков в приписке к письму П. Вяземского А. Тургеневу от 3 сентября г. Карамзин вопрошает Жуковского: «Скажите мне, продолжается ли ваше благословенное очарование? Учительство так ли веселит вас как прежде? Более радикальная оценка и педагогической деятельности и непосредственно надписи к портрету содержится в письме А. Тургенева: «Посылаю тебе надпись его к портрету великой княгини Александры Федоровны, которую он написал в альбоме Милорадовича.

Последние четыре стиха советовал я ему откинуть, тем более что четвертый оканчивает хорошо надпись, а последние произведут толки и прения, и многие уже не соглашаются с ним в том, что ей предстоит трудный путь и еще менее в ожиданиях России, которая ожидает или должна ожидать от нее только счастливой и, следовательно, нравственной семейственной частной жизни; и в сем отношении мы уверены, что не обманется России ожиданье.

Жуковский за это сердится; но я не со страхом, а с улыбкою встречаю его сердце» Письмо к П. Вяземскому от 11 декабря г. Тургенев, предлагая сократить надпись, был, безусловно, прав, если учитывать план реальный и завершенный на момент создания стихотворения. Но Жуковский оказался прав в перспективе, в справедливости поэтического предчувствия: будущая императрица и мать великого князя Александра Николаевича, «царя-освободителя», на долгие годы станет его задушевным другом, адресатом его прозаических и поэтических манифестов «Рафаэлева мадонна», «Лалла Рук» и др.

В прижизненных изданиях: С 4, 5 в С 4 отдел «Сельские стихотворения», в С 5 в подборке произведений г. Перевод одноименного стихотворения И. Гебеля «Der Morgenstern» , в котором развиваются общие принципы идиллий, вошедших в FWДН, а позднее в отдел «Сельские стихотворения» С 4 : интерес к природе, сельской жизни, которая наиболее близка природной красоте и гармонии.

Как и в других переводах гебелевских идиллий, Жуковский уделяет в «Утренней звезде» особое внимание художественной детали, которая для лирического героя стихотворения включает в себя какую-то сущность, важный смысл.

Самая обычная картина предстает в произведении высшей красотой и целесообразностью, мигом высшего единения человека с природой, мироздания с Богом.

Не менее тщателен переводчик в передаче атмосферы подвижности, царящей и во внешнем мире, и в душе лирического героя. Стихотворение, как и многие, вошедшие в FWДН, отличается мелодичностью. Дата создания стихотворения определяется но положению его автографа в рукописи: на л. Прасковье Александровне Хилковой», датируемый 14 марта г.

Стихотворение «Первая утрата» отражает настроение Жуковского после замужества М. В марте г. Тургеневу из Дерпта: «Душа как будто деревянная. Для нее еще нет у меня души. Прежняя вся истрепалась, а новой я еще не нажил» ПЖТ. Тургеневу во второй половине октября г. Дневниковая запись от 6 ноября г. Могу действовать без принуждения; могу действовать для добра…» Дневники.

Как удалось установить, стихотворение «Первая утрата» является переводом одноименного стихотворения Гёте «Erster Verlust» Столь же точен ритмический рисунок перевода в отношении к оригиналу: во втором нерифмованном стихе Жуковский вводит во вторую стопу четырехстопного хореического стиха дополнительный безударный слог, что тоже способствует выделению стиха из общей ритмики текста.

Зато в смысловом отношении русский поэт позволил себе существенное отступление в ст. Михайлов см. В «Книге Александры Воейковой» стихотворение «Цветы» расположено в непосредственной близости к стихотворению «Первая утрата» л. Поэтому оба текста можно датировать одним и тем же хронологическим периодом творчества Жуковского и отнести их к группе стихотворений, отражающих настроение поэта после замужества М.

О причинах их неиубликации можно только догадываться. Помню свою тогдашнюю фразу: всех умных людей пересажали, одни дураки остались. Снижение интеллектуального уровня бросалось в глаза и, может быть, еще больше — снижение нравственного уровня.

После пяти лет борьбы за идейность все повторяли: моя хата с краю, ничего не знаю. Это очень сказалось в начале войны. Ничего не осталось, кроме символа. Фактически поминутно опровергают его. Но может быть, символ спасет вопреки фактам? Миф о человеке будущего трещал по всем швам. В году съезд писателей и "съезд победителей" разлили среди интеллигентов какую-то эйфорию. Почудилось, что эксперимент удался, и вставал призрак нового Ренессанса, призрак всесторонне развитой личности, ответившей на вызов времени, и мираж "бесконечного развития богатства человеческой природы" Пять лет спустя невозможно было вспомнить это без сарказма.

Мы очнулись от лихорадки страха в смирительной рубашке. Но где ставят маяки? Там, где скалы, где подводные рифы, куда плыть нельзя! Новому настроению никак не отвечала Телемская обитель. Разочарование в реальном социализме оттал. Леонид Ефимович с каким-то болезненным наслаждением всматривался в Испанию XVII века, с ее распухшим бюрократическим аппаратом, сном о всемирной империи и неудержимым движением к тупику и развалу.

Это была Испания гротескная, саркастическая, сатирическая — без мистической веры, согревавшей Кальдерона или Эль Греко. От возвращения к Богу Пинский был тогда бесконечно далек; но уже начинался духовный кризис, который в конце концов вернул ему жажду Бога.

Собственно этот кризис начался еще раньше, и гуманистический миф, обновленный Лукачем и Лифшицем, был только отдыхом на пути в Египет. В самом начале нашего знакомства я спросил Леонида Ефимовича: "Почему Вы, такой убежденный марксист, не член партии? В начале х годов он был мобилизован в многотиражку, освещать ход коллективизации.

По какому-то делу зашел в деревню возле Балты. Его поразило, как там тихо. Не брехали собаки, не кукарекали петухи. Стал заходить в хаты — там кое-где хрипели в агонии дети и старики. Все, кто мог, ушли — выпросить, украсть, заработать кусок хлеба. Этого ни забыть, ни простить нельзя было Все время, которое я знал Пинского, больше сорока лет, он бился, как лев, в клетке, которую сам себе построил.

И после мертвой деревни возле Балты и после кошмара го года он еще долго сохранял верность идее — решительно отрицая опыт ее применения.

Сперва — оставаясь один, потому что друзья закрывали глаза и не имели мужества смотреть в лицо страшному, потом — оставаясь один, потому что друзья привыкли к обойме Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин и выкинули ее сразу всю.

Почему надо думать, что новый строй сразу найдет свою форму? Капитализм возник после нескольких черновиков. В Италии он провалился, а потом процесс начался заново в Голландии, в Англии Пинский не выходил из кризиса полвека. Это было мучительно, как медленная казнь. Расставание с верой всегда тягостно. А марксизм мог быть верой и верой благородной. Я этому свидетель.

Я видел заход кроваво-. Кажется, никто из теченцев, кроме Гриба, не шел тогда, в году, рядом с Пинским, не решился назвать кошку кошкой и мерзость мерзостью. Но Гриб насколько я угадываю переживал кризис иначе. Он умел молчать и слушать и непременно пришел бы к созерцанию вечности сквозь время. В Грибе было что-то от зеркала воды, в котором тихо отражается солнце.

Я убежден, что он ушел бы от отчаяния в тишину. А Пинский был гений мятежа, вечно что-то сжигавший, испепелявший и сам не перестававший гореть в своей жажде истины. Он остается в моей памяти, как уголь в груди, но это дух огня. То, к чему он в конце жизни пришел, — скорее сознание бесконечной, превосходящей человеческие силы и ум глубины кризиса, чем чудо покоя по ту сторону бури.

Человек узнал, как он ничтожен, и в этом познал Бога. Но я опять забегаю вперед. Распад течения завершился в м, когда и Лукач отошел от Лифшица захватили венгерские страсти. В —м, в споре с Фадеевым, все еще были вместе. И я вместе со всеми, несмотря на мои ереси: захваченность Достоевским, любовь к иррациональному и к новой западной живописи, которую Лифшиц презирал.

Помню диспут в й аудитории, вмещавшей весь факультет. Против лукачистов выступала Евг. Ковальчик закрытый референт из свиты Фадеева , Тимофеев и еще кто-то.

Им отвечал Пинский. Он был очень мрачен, смотрел исподлобья. Накануне был у него разговор с Лифшицем. Пинский ждал разгромного постановления и всего, что за этим может последовать, но говорил он смело:. Студенты яростно аплодировали. Не аплодировала только Агнесса. Она чуть ли не единственная хлопала Евгении Ковальчик. Я колол Агнессу в глаза этой глистой в юбке, а она чуть не била меня по носу статьей. Дружба с Агнессой все же выдержала это испытание.

Человек значил для меня больше идеи. Я писал Агнессе с фронта, получил ответ и зашел к ней после войны, приехав в отпуск кажется, в январе го. И вот эта встреча оказалась последней. Агнесса была неузнаваемо скованной. Словно от меня веяло морозом; она все время дрожала и не могла согреться. Я ничего не мог понять. Почти незнакомый мне профессор Григорий Осипович Винокур обрадовался, как родному, а старый друг мерзнет в моем присутствии.

Внешне я был совершенно респектабелен. Гвардии лейтенант с орденскими ленточками и нашивками за ранения. Но Агнесса глядела в корень тогда я этого не понимал, угадываю сейчас.

Она не хотела возвращаться к прошлому. Она берегла свое счастье. Своим замороженным тоном Агнесса упредила вопрос, который я задал тогда же, в этот свой приезд, Вовке: Сталин обещал коммунизм в году. Что он этим хотел сказать? Свободное развитие всех и каждого? От каждого по способностям и т. Вот с этими людьми? Которые по 13 человек валились на одну немку?

Вовка поднял свою мефистофельскую рыжую бровь и ответил: к му году он помрет, а как другие будут расхлебывать кашу, ему плевать Получив назад Гидаша почти чудо в году , Агнесса не хотела вспоминать прошлое.

Можно было еще 20 лет дружить с Раей. Рая была достаточно подтянутой. А со мной надо было порвать сразу же, профилактически. Что здесь решило, только эгоцентризм любви, страх потерять свое счастье? Или еще один страх — камеры в Министерстве любви? Чужая душа — потемки, но очень может быть, что ее напугали какие-то вещи, которых она в м не знала — и узнала позже. То ли в м она ненадолго была интернирована , то ли со слов Гидаша он побывал на Колыме. Агнесса понимала и принимала диктатуру примерно как Маркс, в корнелевско-робеспьерском духе.

Революция требует, чтобы Робеспьер казнил своего друга Демулена. Но революция не может потребовать, чтобы оппортунистов затолкали в отхожие ямы и засыпали землей пополам с дерьмом, — как повелел циньский Август Цинь Ши-хуанди. Революция не может потребовать,. Здесь проходит грань между римской республиканской диктатурой и деспотизмом. Маркс ее отчетливо сознавал, но никогда не обозначал, может быть, просто потому, что европейцу, получившему классическое образование, здесь все очевидно.

Даже Ленин сохранял какие-то предрассудки, заимствованные из классической гимназии, и различал римских граждан меньшевиков и эсеров, которых либо расстреливали, либо содержали в политизоляторах и абсолютно бесправных контрреволюционеров, приравненных к восставшим рабам.

Сталин, не изучавший Цезаря и Тацита, всех смешал с дерьмом в этом, кажется, и заключалась его гениальность. И перед смрадной ямой Агнесса дрогнула. Она сознавала себя римской гражданкой. Она готова была взойти на эшафот. Но не быть заживо погребенной в сортире. Испуг лишил ее стиля, который когда-то так поразил меня. Осталась только пустая форма — инерция стиля. Вы понимаете, что так может быть? Да все русские таковы Это только у французов и, пожалуй, у некоторых других европейцев так хорошо определилась форма, что можно глядеть с чрезвычайным достоинством и быть самым недостойным человеком.

Оттого так много форма у них и значит". В — годах дружба с Агнессой начала блекнуть. Я все больше сближался с Пинским и Грибом. Но Гриба ждала ранняя смерть он умер в феврале от белокровия , а на Леонида Ефимовича и на меня самого и еще на миллионы людей копились бумажки в папках с надписью "хранить вечно". Лебединое озеро оказалось маленькой точкой в огромном заколдованном лесу, где правил злой гений.

Величайший гений всех времен и народов. Но и в пехоте к 43 году сложилось боеспособное ядро офицеров и сержантов, и за какой-нибудь месяц оно заражало молодые пополнения своим духом. Сложился свой стиль — лихой, беспечный. Мы много теряли не только из-за преступлений и ошибок Сталина, а по собственной дурости. Но какой-то минимум военной грамотности и быстрой ориентации в бою был общим достоянием, носился в воздухе. И даже на беспечность пехотинцев можно взглянуть как на разумное приспособление к своему ремеслу смертника.

Пехоту расходовали по-сталински — до нуля, до того, что после прорыва укрепленной полосы в полках оставалось по 10 активных штыков: лишь бы пробить ворота танкам. Беречь себя пехотинцу не имело смысла. Беспечность была его принятием судьбы, его панибратством со смертью: "Здравствуй, Цезарь!

Осужденные на смерть приветствуют тебя! Впрочем, я не уверен, что все на войне можно рационально объяснить. Прочитав книгу Григоренко который воевал, как диссидент, и обманывал начальство, чтобы сберечь солдат , я впервые понял, как много мы не делали: касок не носили, офицеры и связисты ходили по переднему краю почти без оружия, пароля и отзыва не знал никто. Так и выпирала из гимнастерок застегнутых — когда начальство смотрит — на все пуговицы душа удалого разбойника. Совершенной немецкой дисциплины в русской армии не могло быть отдельная дивизия, попавшая в руки Петру Григорьевичу, — не в счет.

На войне, в конце концов, сталкиваются два набора характеров — и преобладающие национальные типы не могли не заявить о себе Но когда под ногами разверзается бездна смерти, солдат меняется; и с каким восторгом артиллеристы били по немецким танкам!

Я прошел через всю войну и совершенно убежден, что русский человек больше всего чувствует себя человеком именно у бездны на краю а не в мирной добропорядочной обстановке; не в доме, который построил Джек. Об этот эффект бездны Гитлер и расшибся А потом герои снова становятся пьяницами, разгильдяями и ворами" "Жажда добра", гл.

Это опыт — поверьте мне на слово. Нет выбора: или песни петь, или стрелять. Попробуйте, подымитесь в атаку без упоения в бою, без какого-то чувства полета над страхом Ничего не выйдет.

Или страх от которого дрожат руки, немеют ноги и тело не в силах оторваться от земли — или упоение свободы. Так что, по крайней мере, одно дело без упоения не сделаешь Да и всякое рискованное новое дело. Как вы думаете, ради чего Ермак забрался в Сибирь, терские казаки на Терек — неужто из чувства долга?

А не из упоения волей? Не из смутного зова — навстречу опасности, навстречу грозящей смерти? А знаете, какую песню мы чаще всего пели, когда я служил в стрелковом батальоне? Про Ермака. И с особенным чувством:.

Могу прибавить: с особенным акцентом на слове беспечно. Я не придумываю народной психологии. Это была моя собственная тогдашняя психология.

Я убежден, что человеку в иных случаях вовсе не страшно умирать. Игра со смертью завлекает до совершенного опьянения. Страшно быть живой мишенью. Страшно быть на войне узбекским крестьянином.

В м году узбеки просто сорвали мобилизацию, в м они не сумели это сделать, но настроения у крестьян, не прошедших через русскую школу, были те же.

Один из них сказал Ире Муравьевой на ташкентском базаре:. Немцы не пришли, и мобилизованным пришлось идти воевать с немцами. Несчастные дехкане собирались кучкой над первым убитым и оплакивали его а по кучке — минометы, пулеметы , — неумело стреляли себе в руку или в ногу и шли под трибунал и умирали штрафниками или перед строем, выстроенным буквой П, от пули особиста — в затылок Страшно погибать нелепо, глупо, без смысла, по своему собственному или чужому идиотству.

В августе го, северо-западнее Сталинграда, я держался за свое место прикомандированного к редакции, потому что хромал, не мог пройти больше трех километров и на переднем крае чувствовал бы себя только мишенью.

Если все равно ранение или смерть, то казалось бы, какая разница — через четыре месяца или через четыре дня? Но не в днях дело, а в игре. Чем интереснее игра, тем меньше страха и больше радости. Быть мишенью неинтересно и поэтому страшно. Наступать — весело. В первом бою батальона я счел своим долгом пойти вместе с молодым пополнением.

Это было не очень нужно. Цепь шла без понукания, необходимости в моем присутствии не было. А потому и захваченности не было, и, когда мины рвались неподалеку, мне было неприятно. Другой раз надо было поднять залегшую роту. Я увлекся, страха не чувствовал вовсе — опять летел, как на лыжах с горы Страшным оказалось тогда другое. Уже заняв позицию по берегу речки, рота ночью потеряла человек 30 ранеными. От вялого "беспокоящего" огня, на который я, вернувшись на КП, никакого внимания не обратил.

А командир роты, бывший начальник тюрьмы Манжулей Сидорова уже не было, его ранило , не отвел стрелков на 50 метров от берега, с топкого места, где нельзя было окапываться, за насыпь узкоколейки. В наступлении струсил, оборвал связь, чтобы не подымать роту, за это получил пару оплеух от комбата мог под трибунал попасть , роту повел я и я же расположил ее вдоль берега, — не зная, на сколько времени, и ушел, когда Манжулей объявился; не пришло в голову, что он, обжегшись на молоке, будет дуть на воду и бессмысленно выполнять приказ "ни шагу назад", зная, что за потери трибунала не будет, а за нарушение приказа очень может быть Вот если бы лошадь убило или покалечило, — надо было писать рапорт с объяснениями.

А на людские потери рапорта не полагалось. Только сообщить по телефону, сколько карандашей надломилось или сломалось. От этой легкости, с какой теряли людей, на сердце кошки скребли.

До сих пор бессмысленные потери той ночи лежат на моей совести. Хотя, по заведенному порядку, не мое это дело, проверять командира роты.

Не положено было мне вмешиваться в командование — разве по особому случаю, когда попросят. Попросил комбат найти коман-. А все-таки совестно — своего косвенного участия в ночном идиотстве. Я удивляюсь, как могут спокойно спать офицеры и генералы, которые не по 30, а по 30 и по теряли зря, по недосмотру или ради штабных условностей. Война освобождала от всякого страха.

Привыкали — и своей шкуры не жалеть, и чужих Привыкали до того, что нам, героям, все позволено. Я очень помню это чувство в октябре го перед вторжением в Восточную Пруссию у Тильзита. Перейдешь через границу на ней сразу поставили черную доску: Германия и мсти, как твоей душе угодно. Каждый раз, увидев "все позволено" на самом деле, я отшатывался. Первый раз — в начале го, когда вешали пленного. Приказ — вешать немцев, захваченных за поджогом деревенских хат, не вызвал у меня сомнений.

Но одно дело приказ, другое дело смотреть, как вешают. Я не был уверен, что именно этот немец поджигал. А если и поджигал, то как может солдат не выполнить, что ему велено? У него было хорошее лицо, и он молча стоял на табурете, стиснув зубы. А кругом возилась толпа, придумывали, из чего сделать виселицу.

Деревьев подходящих не было, степь. Меня поразила искренняя радость на лицах солдат и офицеров. Так мальчишки кошек вешают. Другой раз вышел приказ, дозволявший рукоприкладство. Комбат им пользовался по-доброму, чтобы не отдать под трибунал. А меня черт попутал. Ночью была выбрана новая исходная позиция для ожидавшейся на другой день но так и не состоявшейся атаки, и капитан как его звали?

Не могу вспомнить поручил мне привести стрелковую роту я привык ориентироваться в темноте. Идти надо было под носом у противника, тихо. Переполненный важностью выполняемой мною миссии, я ткнул кулаком в бок солдата, у которого брякнуло снаряжение. Солдат оказался немолодой, в отцы мне годился, и негромко, но с сердцем, с болью меня отчитал.

Всю дурь сразу выбило из моей головы. Потеряв страх смерти, люди удивительно легко теряют и совесть. В конце войны я был потрясен — сколько мерзости может вылезть из героя, прошедшего от Сталинграда до Берлина. И как равнодушно все смотрят на эту мерзость. Начальник политотдела 61 с. Товмасян был белой вороной, он все время не ладил с начальством; за это ему и звание полковника не давали.

Это был человек поколения Крымова — как его описал Василий Гроссман. Старый коммунист, сохранивший что-то от ригоризма первых лет революции. Из Германии он выехал так, как и въехал — на легковой машине, единственный праведник среди командования, за которым тащился обоз трофеев. Командир дивизии генерал-майор Шацков вывез пять или шесть грузовиков с фотоаппаратами и т. В прекращении дела Дубовика и в невозможности завести дело на Шацкова соединились два вырождения: военной героики и героики революции.

Сотрудников ЧК времен Дзержинского расстреливали за игру в карты. Это, разумеется, дикость, и именно так о ней рассказал мне в Бутырках бывший эсер С. Малкин, изучавший "Известия ВЧК". Но в таких дикостях был огонь революции, фанатизм веры. Убийство Кирова организовал похабник, любивший распевать песенку:. А во время войны грабежи и насилия стали стихией, которую только слегка удерживали в берегах — когда Держиморда хватал не по чину. И развращает еще до того, как стала властью, развращает в самом.

Ни одно движение не может обойтись рыцарями без страха и упрека. Опасность привлекает и кондотьери, спекулянта, готового на риск, но с тем, чтобы немедленно получить плату за страх: в свободном распоряжении деньгами, в кутежах, в успехе у женщин.

Как-то покойный Анатолий Якобсон спросил Красина, почему тот швыряет направо и налево общественные деньги; Витя ответил: ничего, профессора еще соберут. И со спокойной совестью кутил с дамами и девицами, рвавшимися в объятия настоящих мужчин. Меня не удивило, что карьера Якира и Красина кончилась предательством, я этого ждал, я видел, что в самый разгар героического хмеля трезвое мужество было подменено пьяной удалью.

А за ней — похмелье Перешагнуть через страх, не теряя совести а по возможности и разума , — очень трудное дело. Никакое знамя не гарантирует чистоты. И религия, принятая на веру, без глубокого внутреннего опыта, ничего не меняет это показало отречение Дудко.

В Берлине, в апреле 45 года, я впервые почувствовал, что знамя, под которым я сражался, запятнано. Это ударило меня так, что я стыдился своей военной формы. Потом радость победы оказалась сильнее, пятна спрятались, но не до конца. Через год, когда вышла задержка с демобилизацией, все сразу вылезло наружу. И эти, и другие послевоенные пятна. Я написал, что должен пропагандировать "Молодую гвардию" Фадеева, а меня тошнит от нее.

И от всей нашей пропаганды тошнит. Повторяю стереотипы, словно тяжелые камни ворочаю Демобилизации можно было добиться иначе, попроще: напиться и поваляться в канаве, желательно возле офицерской столовой или в другом заметном месте. Тогда дали бы выговор за моральное разложение — и адье. Я выбрал более чистый путь, капать на мозги начальства заявлениями.

В принципе можно и так. Однако я не знал себя. Дав волю перу, я не мог его удержать. Залпом, за два или три дня, написал два заявления, второе гораздо резче и принципиальнее, и так как переписывать слово в слово не люблю, а посылалось в три инстанции, то вышло уже шесть Мне казалось, что за Отечественной войной непременно последует бурный общественный и литературный подъем — как после войны года — и я торопился принять во всем этом участие.

Мне казалось, что я вправе уйти из армии, когда война кончилась, и только идиоты мне мешают. Год я терпел установленный порядок демобилизации я уважаю дисциплину , но когда уехал Товмасян, обещавший помочь, и приехал туповатый полковник из старшин, объявивший борьбу с "чемоданными настроениями", — я возмутился.

Дело, однако, не только в частной, осознанной причине. Интуитивно всем существом я признавал право человека на возмущение, на открытую оппозицию, не находил это смертным грехом. По моим наивным расчетам парторганизации предложат проработать меня, дадут выговор или строгий выговор и демобилизуют.

На самом деле, меня вызвали в политотдел округа и мимо всех инстанций исключили "за антипартийные высказывания". Задним числом признаю это решение правильным. Уже изучалось постановление о Зощенко и Ахматовой. Готовилась борьба с космополитизмом. Миллионным потоком шли в лагеря военнопленные. Во всем этом был один смысл, один государственный разум: людям, потерявшим страх на войне, надо было снова внушать страх.

Пленные отвыкли от советских штампов, начали думать своей головой — они стали социально опасны. Ленинградцы почувствовали себя героями — они стали социально опасны. Я не сознавал этого, но я тоже стал социально опасным, и на мне поставили клеймо. А с клеймом вернулись страхи, иногда совершенно нелепые. Например, во время валютной реформы я снял с книжки остатки военных сбережений, рублей, и отправил их по почте маме. Они превратились в рублей, а на книжке большая часть уцелела бы.

Но мне хотелось все обезличить, стереть с денег связь с моей зачумленной персоной. Я был убежден, что таким, как я, непременно сделают пакость Хуже всего то, что пришлось апеллировать. Знающие люди растолковали — нельзя не апеллировать, иначе непременно посадят. А лагерь — это ужас, который не вынести, и надо от него хоть ползком, хоть на карачках Я апеллировал.

Уже поняв, что выгнали правильно, что сдуру я в м вступил в эту партию. Чувство было. Пистолет — страх лагеря. Дерьмо — покаянная поза. И я влезал в одежды кающегося и искал аргументы, искал объяснений. Придумал, что зачитался Достоевским, увлекся анализом "Записок из подполья" и незаметно отождествил себя с подпольным человеком, от этого — стиль моих заявлений; а по сути они только просьба о демобилизации.

Председательствующий на заседании партколлегии выслушал меня и сказал:. Я мысленно продолжал: "Волга впадает в Каспийское море. Лошади едят овес и сено. А ты, жидовская морда, не привязывайся к русской Волге, к русским лошадям и к русской литературе". Червяк был раздавлен и вышвырнут, как герой рассказа Кафки "Превращение". Впрочем, формулировку мне немного изменили: вместо "антипартийных высказываний" — "антипартийные заявления".

Примерно так поговорку "незваный гость хуже татарина" отредактировали в духе пролетарского интернационализма: "незваный гость лучше татарина". Стиль жизни, найденный на войне, был потерян.

Я жил возле книг, но мне ни о чем не думалось и не писалось. Я жил и как бы не жил. Не жил, а выживал. Служил техником в тресте "Союзэнергомонтаж" выгнали, когда сменился директор , корректором сам ушел — глаза стали болеть , продавцом в книжной лавке писателей опять выгнали, когда опять сменился — точнее, был посажен — знакомый директор.

Выгнали "за грубое обращение с покупателями". Надо было, наверное, добровольно уехать в глушь, в ссылочные места, — там полно клейменых. Но я жался к городу, где прошло мое детство и где оставалось двое-трое друзей. Бессмысленно боялся остаться один-одинешенек в чужом мире.

Я чувствовал, что знакомые смотрят на меня как на ничтожество, на беспомощного неудачника все как-то устраиваются — почему не ты? Приходил с работы, ложился и скоро засыпал. Душа моя была как в дурмане. Она почти и не просыпалась. В м Вовка, сделавший карьеру и помогавший мне литературной поденщиной, спросил, заскрежетав зубами: что я такое наговорил?

Его вызывали, спрашивали обо мне. Я объяснил, что сижу тихо, как пескарь; но. Про себя подумал: теперь недолго ждать. Ну что ж! Лучше ужасный конец, чем ужасы без конца. Сдал старую шинель в ремонт — пришить новые крепкие карманы.

Купил футляр для зубной щетки. И когда за мной пришли, страха не было. Оперативники рылись в моих книжках, а я с аппетитом ел яблоко. Плевать на все.

По крайней мере, перестану ходить по детским садам и предлагать по перечислению залежавшиеся книжки. В модели Бора электрон может находиться на нескольких орбитах и может перескакивать с орбиты на орбиту, но между орбитами ему нельзя находиться.

Между м и м от исключения до ареста я чувствовал себя как электрон между орбитами, в абсурдном, запрещенном разумом положении. Арест спихивал меня на последнюю орбиту, но на орбиту. Логика и разум снова вступали в свои права. Под ногами, после трех лет жизни вверх тормашками, появилась почва.

Тюрьма — это была почва. В м году каждый интеллигент готов был пустить в нее корни. Бывший зэк Трофимович, заведующий слесарной мастерской, спросил меня году в м: почему сейчас нет смертности? Поколение 37 года вымирало, даже если не было голода, эпидемий. Простудится — и умрет. Занедужит животом — и умрет. Я ответил, что для них мир опрокинулся.

Арест, лагерь был моральной смертью. И морально мертвые без сопротивления сдавались физической смерти. А за 10 лет все привыкли, что лагерь — часть жизни. От сумы и от тюрьмы не отказывайся. И в тюрьме и в лагере — жили. Я ехал на открытой легковой машине вверх по Театральному проезду. Навстречу спускался отряд пионеров, с барабанным боем и каким-то бородатым идиотом наверное, почетным пионером впереди.

И меня разбирало любопытство: что я увижу там, за железными воротами? Наверное, общественный и государственный строй России сильно б изменился. Человека, присужденного к свободе, нельзя испортить ни царизмом, ни большевизмом. Александрова вызвали; он работать опять отказался, сославшись на свое личное дело; там много чего было понаписано. И его оставили в покое — до этапа в лагерный психстационар.

В эту паузу его судьбы мы и поговорили. Потом золотой свет вдруг кончился, полили холодные дожди, и начались беды. Так, примерно, в Китае средних веков исполнение приговоров откладывалось до осени, чтобы не нарушать гармонии природы. Начальника подсобных Шустеров подловил на выпивке и списал бригадира номенклатура начальника ОЛП. Кошелев, оскорбленный тем, что с ним ничего не согласовали, вызвал меня и сказал, что снимает меня. Однако оказалось, что это от него не зависело: я был номенклатурой ОИС отдела интендантского снабжения.

Чтобы снять, надо было доказать мою некомпетентность. На другой день придурки из планово-нормировочного отдела ОЛП, которым я сдавал рабочие листки, стали их браковать. Я спрашивал, в чем ошибка, и вносил исправления. Каждый вечер сидел в конторе до 11 часов а в 6 подъем! Котловка, описанная Солженицыным, уже была отменена. Для заключенных — лучше котловки, но писанины выходило много, а опыта у меня не было никакого.

Есть такая дзэнская притча: сын разбойника попросил отца выучить его ремеслу. Отец взял мальчика на дело, завел в богатый дом, запер в чулан, наделал шума и ушел. Маленький разбойник был в отчаянии. Потом он нашел слуховое окошко, вылез, обманул преследователей и убежал. Добравшись до дома, спросил отца, для чего тот завел его в ловушку. Сын рассказал. Моей школой была травля, длившаяся 8 месяцев. Можно было дать на лапу взятку , и от меня бы отстали Кошелев про меня, наверное, скоро забыл.

Но я предпочитал пойти на общие. Около трех лет на должности, связанной с лапой, я ни разу ничего никому не дал и не угостил.

Меня самого пытались угощать — из вежливости выпил, а потом поставил сапожнику те же пол-литра. Больше он ко мне не напрашивался в собутыльники. Вступив в традиционные лагерные отношения, пришлось бы постоянно думать, что кому дать, пить и есть с людьми, которые мне безразличны и прямо противны.

Это значило потерять внутреннюю свободу. Впрочем, тут не было расчета: я просто не мог иначе. Оставалось делать вид, что я принимаю придирку за чистую монету. Хорошо, переделаю. На другой день докладывал начальнику, и тот, чертыхаясь, приписывал обсчитанному рабочему какую-нибудь туфту.

Все это в основном касалось двоих или троих: печника, столяра, дровокола. В делах портных и сапожников контора ОЛП не разбиралась. Пару раз срезали выработку слесарям. Трофимович на другой день выписал им процентов за ремонт лагерных кастрюль. Заплата там на заплате и пойди разберись, какая свежая, какая прошлогодняя. Приходил какой-то гнусный тип — инспектор проверять объемы работ, но в кастрюли не совал носа: понимал, что Трофимович обведет его вокруг пальца.

Только с мрачным видом замерял свежие пятна штукатурки, словно это были пятна свежей крови. Видимо, напрашивался на пол-литра. Но не получил. Зато меня и помучили! Но куда деваться в свой выходной? После райского северного лета наступила тьма кромешная. Побродишь на морозце — и в барак.

А барак — человек на , все бригады, обслуживающие ОИС. Грузчики всегда входили с шумом и пьяными криками. Водку можно было доставать, а шобла любит покуражиться; выпьет на гривенник, шума на рубль.

Помню чувство облегчения, когда эстонец Кайв добродушный увалень, мастер шить офицерские шинели; во время войны служил в войсках СС схватил хвастунишку, как котенка, вынес из барака и бросил в снег. Он опекал меня не без.

Когда его, Кайва и Сорокина угоняли на Воркуту, в лагерь потяжелее, мне хотелось плакать. Я отдал Василию Ивановичу на дорожку все свои наличные деньги и жалел только, что мало их было — рублей 50 с лишним то есть примерно пять с полтиной. А с Сорокиным простился холодно. Он шокировал меня, намекнув на благодарность за устройство на работу. Интеллигент, о "Науке логики" рассуждал! Я сделал вид, что не понял, поломал голову и сам сообразил, как делать отчет, — не стал больше спрашивать Впрочем, Сорокин и на Воркуте не пропал: встретил его в Москве на площади Дзержинского.

Он шел со Старой площади и похвастал, что партстаж ему восстановили с года. Мы зашли в забегаловку и выпили по грамм. Масса черных бушлатов распалась для меня на отдельные лица; и завязывались первые узелки дружбы, которая скрасила мне лагерь. Но в эту первую глухую зимнюю тьму все подавляла тоска по Мирре. Хоть два дня свидания в полгода, хоть в год! А она не едет. Пишет, что дождется и я не сомневался, что дождется — но почему верит маминым страхам больше, чем мне? Почему не чувствует моей тоски?

Значит, не шибко любит. И эту простую добрую женщину я за три года не привязал к себе. Остается ждать конца срока. А мне сидеть еще четыре года. Как в песне:. Четыре года оглядываться на стукачей, бояться второго срока. А потом жить где-нибудь в Александрове и тайком приезжать к жене, у которой комната и служба в Москве. И опять бояться милиционеров, дворника, соседей, как Ефим Миронович, мой тесть, приезжая к Софье Абрамовне. Месяца два я молча ходил взад и вперед по дорожкам. Я не скрывал ее.

Когда Виктор спросил, спокойно все рассказал. Но у меня никогда не было потребности в исповеди и в совете. Ответ должен был прийти не извне, а изнутри. И он пришел. Я решительно отказался от того света, которым стала воля, Москва, женщины. Я приготовился. И жизнь вернулась ко мне.

Вместе с внутренней свободой пришла внешняя насколько она возможна в лагере : бухгалтер-ревизор Малиновский, из контриков, отбывших срок, наотрез отказался составлять акт на мои мелкие ошибки он видел насквозь лапочников, которые меня травили , и свора от меня отцепилась. Я остался, как Брахман, вне всей системы профанических связей и зависимостей.

И погрузился в белые ночи нового северного лета. Случай помог мне поставить на место и Шустерова. Как-то он велел мне разграфить тетрадку, чтобы портниха-вольняшка из отбывших красненькую за КВЖД записывала туда свои наряды. Мне не понравилось, что эта особа попросила не прямо меня я бы сделал , а Шустерова. Существовал приказ по лагерю — не занимать нормировщиков посторонней работой совершенная нелепость на маленьком предприятии, где я фактически был и нормировщик, и плановик, и делопроизводитель, и серое преосвященство, когда Шустеров уезжал в отпуск или в командировку.

Тут с Шустеровым начался припадок. Бывший начальник милиции Ворошиловграда, а потом жалкий лагерный стукач, остававшийся цепной собакой первого отдела и после выхода на волю этим и держался , он был одновременно раб и надсмотрщик над рабами, любил потопать ногами и дрожал, как бы чего не вышло.

От моей дерзости пена повисла на губах. Я ушел в портновский цех. Бухгалтер Сидоров потом рассказывал, что Шустеров начал диктовать ему бумагу — списать меня с подсобных; и он, Сидоров, отговорил. Думаю, что Сидоров просто помог Шустерову вспомнить, что другой нормировщик, пожалуй, примкнет к партии его врагов, а я хоть и пропустил мимо ушей просьбу сообщать о непорядках, но, по крайней мере, нейтрален и не участвую в интригах.

Угодливый с большими начальниками и высокомерный с мелким людом, Шустеров был предметом общей ненависти. Моего предшественника, Татынского, под-.

За то же самое полетел и бригадир. Не выдержав провала интриги, Романова ушла по собственному желанию Но крамола в любой миг могла начаться снова.

И Шустеров отступил. С этих пор, давая мне какое-нибудь нестандартное задание, он никогда не забывал сказать:. Ну, раз пожалуйста, отчего бы не сделать.

Тем более, что с основной своей работой если не говорить о трех последних днях месяца я справлялся за два часа и остальное время бил баклуши буквально. Чтобы поразмяться, колол дрова, в том числе особые коротенькие обрезки для выпечки баранок. Летом я проделывал это в трусах. А когда приходил не вовремя большой начальник, надевал брюки и шел в контору выписать наряд.

Рабочее время стало для меня временем отдыха и разминки пара часов игры со счетной линейкой и арифмометром — не труд. А настоящая жизнь начиналась вечером, с собеседниками на платоновском пире.

ЛУЧШАЯ Прививка ВИНОГРАДА!Физиология прививки и техника её исполнения!BEST GRAPE graft!

Осторожность мы до некоторой степени соблюдали: беседовали, прогуливаясь, меняя тему, когда навстречу шел трассник завкаптерской, имевший обыкновение гулять по той же большой дороге от столовой к вахте ; Сталина называли по-английски — Джо Ужасным слова Грозный у англичан нет.

Но, конечно, видно было, что мы разговариваем не о погоде. Ну и плевать. Страх второго срока пришлось отсечь, как гниющий аппендикс. Два года я жил под конвоем, но духовно свободным, без цепей страха. А на воле полезли новые страхи. Сперва я боялся даже милиционеров. Привыкнув к конвою шаг вправо, шаг влево — конвой применяет оружие Это прошло, но запретная полоса на палангском пляже еще в году вызвала неприятные ассоциации.

Когда приходилось писать письма в лагерь, я очень нехотя давал свой обратный адрес, — не хотелось создавать магическую связь с тем светом, когда этим светом стала воля.

И потом приходили страхи — от новых видов оружия, пускавшихся в ход против диссидентов. Это как. Не в том дело, что дорожный инцидент или удар по голове в подъезде страшнее официальных средств воздействия, но они другие, они неожиданные. Все понятное перестает быть страшным. Все привычное становится как бы понятным. А тут ждешь удара справа — и тебя бьют или грозят ударить слева, ждешь спереди — а угроза вдруг сзади. И накатывает волна страха Страшнее всего то, что вовсе не имеет физического образа.

Я не боялся нарушить многие табу, но каждый раз, выезжая на дачу, пугался ночного шороха деревьев и мышиной возни под полом. Особенно мышиной возни. Почему-то мне казалось, что это скребутся поджигатели или убийцы, которые вот сейчас прогрызутся и набросятся на нас спящих.

Я понимал, что все это вздор, но этот вздор уходил корнями в какие-то детские и даже утробные и предутробные страхи, словно припоминались какие-то травмы прежних жизней — страх погрома в украинском местечке или страх зверей в первобытном лесу. Из шорохов росли серые призраки, обступившие дом.

С рассветом они исчезали. Я нарочно шел зимой с работы через заброшенное кладбище было такое, неподалеку от метро Новые Черемушки. Сейчас его сровняли бульдозерами. Проходя мимо могил, пробовал силу молитвы. Но в первые дачные дни опять вылезал какой-то архетип страха. Исчез он только недавно, уже после моего летия. Кажется, это связано с чувством, что главное, для чего меня послали в мир, уже сделано, и я готов вернуться к хозяину. С тех пор страхи ушли.

Я не думаю, что всякий страх сводится к страху смерти. На войне я привык к пулям и снарядам, но боялся танков: танки могут окружить, взять в плен. А в плену будут унижать, мучить. Чтобы снять страх, я расстегивал кобуру и клал руку на рукоять нагана: могу застрелиться, как командир и комиссар саперной роты под хутором Ново-Россошанским 10 января года.

Страх сразу исчезал. После 50 лет я боялся заболеть раком. Потом, увидев мужественную смерть трех женщин, перестал бояться. Сейчас меня пугает не смерть, а другое: что судьба вырвет фальшивую ноту и испортит то немногое хорошее, что во мне накопилось и через меня должно остаться.

Или что в новой жизни если индийцы правы, и карма потащит нас в новые перевоплощения наделаю. Или не сумею пройти свой квадрильон, испугаюсь стражей порога, не вынесу какого-то неизбежного страдания — и, не пробившись к внутреннему свету, отступлю во тьму. Боюсь струсить. Боюсь боязни. Страх — тормоз. Иногда он удерживает от глупостей, а иногда — от броска, за которым Бог. Многие из тех, с кем я сейчас работаю, тоже ощущают подобное чувство. Мне кажется, что если я подойду еще ближе, то могу прыгнуть.

Насколько я могу судить, это не тяга к самоубийству. Что же это?.. Раджнеш ответил: "Вы боитесь не обычной смерти — вы боитесь того, что адепты дзэн называют "великая смерть". Вы боитесь исчезнуть. Вы боитесь раствориться. Вы боитесь потерять самообладание, контроль над собой Даже если общество вдруг решит сделать всех абсолютно свободными, люди не будут свободными.

Люди не примут свободу. Они создадут свое собственное рабство