Вы прочитали балладу светлана жуковского какое впечатление,
Тургенев, что некогда история будет говорить о нем, думал ли он, что потомок его в иностранной земле будет иметь ни с чем несравненное удовольствие слышать публично с кафедры о делах своего предка! У Шиллера настроение это звучит дольше; «Гимны к ночи» Новалиса, пережитые «воображением сердца», отзываются чтением юнговских дум: разница между теми и другими в поэзии и новой стилистике; мы на почве романтизма. Я: Он, поверьте, совсем его не любит, а Руссо его наставник». Для такой реальной характеристики собралось значительное количество материалов со времени появления книги Загарина, встреченной превосходной критикой Тихонравова.
Разумеется, что поэт не так прост, чтобы принять старинный средневековый сюжет за чистую монету. Он прибегает к его помощи для того, чтобы выразить свои философские мысли о смысле жизни и заставить задуматься над вечными вопросами читателей. Неразрешимое противоречие между земной и небесной справедливостью представляет трагическую философию баллады. Бюргер не разделяет призывы скорбных духов к смирению, а лишь свидетельствует о существовании неразрешимого противоречия, которое приводит человека к трагическим последствиям.
Эту балладу можно читать и как развлекательное произведение, и как философскую притчу. Вспомните, каковы жанровые особенности притчи. Баллада начинается с описания народных гаданий. Поздним вечером, сидя перед зеркалом, Светлана мечтает о далеком суженом и незаметно засыпает.
Во сне ей приходится пережить то, что случилось с Людмилой. Светлана просыпается поутру. За окном открывается солнечный пейзаж. Зачитайте этот отрывок. Звенит колокольчик. Сани останавливаются. На пороге появляется настоящий жених, а не мертвый. Временные рамки не обозначены. Хорошо воспроизведен национальный колорит, так же как и в балладе Бюргера, широко используется фантастика. Чем же похожи баллады Бюргера и Жуковского и в чем их различие? Как вы думаете, чем объясняются различия?
Сюжеты баллад действительно схожи. Найдите, в чем заключается различие. Как вы думаете, почему? Потому что баллада Жуковского является своего рода литературной шуткой. Сюжетообразующим фактором служит ирония Жуковского по отношению к самому жанру баллады.
Фантастика оказывается всего лишь порождением сна, и мрачные балладные ужасы разрешаются неожиданно:. Благ зиждителя закон: Здесь несчастье — лживый сон; Счастье — пробужденье. Улыбнись, моя краса, На мою балладу; В ней большие чудеса, Очень мало складу. Прочитайте материал о балладе В. Жуковского в учебнике на стр. Ответьте на вопросы. Жуковского — произведение очень светлое, что подчеркивается светлым колоритом произведения. Имя героини, скорее всего, передает сияние солнца, блеск снега, мотив жизни как ясного дня.
Это одно из самых оптимистических произведений поэта. С точки зрения автора, смерть любимого человека — это не смерть любви: любовь живет в сердце, в памяти, ею полон мир.
По результатам сравнительного анализа идейного содержания двух баллад учащиеся с помощью учителя делают выводы и записывают их в тетради. Словарная работа проводится по ходу урока.
Заключительный комментарий учителя: обзорный рассказ о дальнейшей истории баллады от Жуковского до наших дней. Домашнее задание : подготовиться к уроку внеклассного чтения. Афанасьев В. Лазарев В. Уроки Василия Жуковского. Пугач В. Русская поэзия на уроках литературы. Баллада "Светлана"". Все эти поцелуи и нежные объятия Вот я здесь, Потерянный и забытый, Это самое тяжелое время - Время, когда я впервые любил.
Сейчас из-за этого, Сейчас из-за этого я пою Милостивый Бог, И я сейчас надеюсь, что ты услышишь меня. О, да… фрагмент Баллада плясать - лирический жанр, возникший в поэзии романских стран. Лесной царь Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Что вы можете дополнить к сказанному в статье? Что вы узнали об особенностях жанра немецкой баллады и творчестве Бюргера?
Прочитайте статью о Жуковском в вашем учебнике на стр. Der blonde Ecbert. Из Штернбальда. Paul, J. Der Poet, Erzahlung. Журнал не состоялся; из Ж. Рихтера взяты стихи на смерть королевы Луизы, помещаемые в конце статьи «Воспоминание» г. XV, N 11 без подписи переводчика.
Бумаги В. Жуковского 1. Отделения русск. Академии Наук т. VI, стр.
Первая поездка за границу ввела Жуковского в личное общение с литературными силами Германии, между прочим и с романтиками. Знал ли он Теодора Амадея Гофмана? Жуковскому несомненно была уже знакома «Ундина» де Ла Мотт Фуке, которую он лишь позднее передал русскими стихами; вероятно, знакомо и его «Волшебное кольцо» С автором он встречался часто в разные свои приезды в Берлин, но характеристика его, написанная по первому впечатлению, крайне бесцветна: в лице де Ла Мотт Фуке «нет ничего, останавливающего внимание, записывает Жуковский.
Есть живость в глазах: он имеет талант, и талант необыкновенный, он способен, разгорячив воображение, написать прекрасное, но это не есть всегдашнее, зависит от расположения, находит вдохновением; автор и человек не одно, и лицо его мало изображает того, что чувствует и мыслит автор в некоторые минуты.
Зато Жуковский не устает восторгаться другом Гофмана, знаменитым актером романтической эпохи, Девриеном: он видел его в «Венецианском купце», но ушел после первого акта и не жалеет, потому что провел вечер у «привлекательного старика Гуфланда». Старина г. Май: Письма В. Жуковского к вел.
Александре Федоровне из первого его заграничного путешествия в г. Берлин Жан Поль внес несколько строк, подписанных: Baireut, d. Тут же веточка, взятая «с гроба Ж. Пауля в г. Протасовой 1 ноября г. Среднее ему менее давалось: это крайности гофмановского настроения; они сходились талантом. Об этих беседах, сопровождавшихся возлияниями, ходили в Берлине сказочные слухи. В берлинском дневнике и годов имя Гофмана встречается нередко, но только раз с каким-то неясным указанием: «ужин у Гребена.
Hoffmann Triumph der Ironie» Гофман триумф иронии. В году Жуковский посетил в Дрездене Тика, одного из столпов романтической школы, и то, что он записал о своих беседах, рисует его, поучающегося и несколько растерянного перед лицом ее откровений. По своем переселении в Дрезден г. Разумеется, мечтательность не исчерпывает всего романтизма, Штернбальд всего Тика.
Тик был колорист, поэт настроения, не объективности, и его фантазии часто питалась не пережитыми впечатлениями; не это ли имел в виду Жуковский, когда противополагал существенность воображению? По словам Жуковского, Тик занимался в то время переводом шекспировских пьес, еще не переведенных Шлегелем, и готовил к изданию «критический и философический» разбор шекспировских комедий и трагедий.
Очевидно «книгу о Шекспире», на которую Тик часто ссылался, но которой не написал; шекспировские пьесы, не переведенные Шлегелем, вышли в году в переводе графа Баудиссина и дочери поэта, Доротеи, с его критическими примечаниями. Александре Федоровне: «более принадлежит его собственному идеальному миру, нежели существенности». Ясная, живая существенность, не смешанная ни с чем идеальным». Романтики облюбовали Шекспира, еще молодой Гете обрушался на Виланда за то, что он по большей части не переводил песен Шекспира, или искажал их, а в его шутках и игре слов находил площадные остроты и извозчичий вкус.
Позже Гете колеблется: в году Шекспир и Кальдерой представляются ему безупречными перед высшим судом эстетики, и в то же время он называет Гамлета варварской смесью чудовищного и пошлого. Гамлета он собирался подвергнуть обработке ел. Классический шаблон восторжествовал, и Девриен тонко подшутил над Гете и Шиллером за их поворот к старине. В беседе с Тиком Жуковский разделяет их взгляды: он откровенно сознается, что не понимает Гамлета, это «чудовище», «чудесный урод»; не понимает и его немецких толкователей, Шлегеля.
Тик вразумляет его: в том-то и привилегия гения, «что он, без ясной мысли , не назначая себя наперед дороги, по одному естественному стремлению вдруг доходит до того, что другие медленным размышлением по следам его открывают. Чувство , которому он повинуется, есть темное, но верное; он вдруг подымается на высоту и, стоя на ней, служит для других светлым маяком, которым они руководствуются на неверной своей дороге».
Тик обещал ему прочесть Гамлета и дать объяснения. Он был прекрасный чтец, послушать которого, по свидетельству Фризена, приезжали издалека, американцы, датчане, русские, между ними Уваров; в мимике он уступал разве Брентано. Жуковский объясняет свое предпочтение тем, что комическое французов ему более знакомо, чем комизм Шекспира: он «смешит резким изображением характеров, но в шутках его нет тонкости, по большей части одна игра слов, и он часто оскорбляет ими вкус».
Семья Тика приняла Жуковского, как старого знакомого, с сердечной добротой, «а в Тике нашел я то, что единственно желаю найти в людях, известных мне по своему гению: любезное, искреннее добродушие ». В том альбоме Жуковского, который сохранил автограф Ж. Рихтера, есть и автограф Тика, помеченный: Dresden am 14 Junius Тех, кто узнал тебя в духе, нашел тебя в любви и затем соединился с тобой в вере, не разлучит никакая даль. Вспоминайте при сем друга, который часто будет вспоминать о Вас. Еще до Жуковского был у Тика Кюхельбекер и привез с собой несколько решительных тиковских характеристик: «сластолюбивого и скрытного Виланда» и Клопштока, который «не христианин, не поэт нравственный, но скептик и потому писатель опасный».
В беседе с романтиком Кюхельбекер выразил мнение, «что Новалис при большом даровании, при необыкновенно пышном воображении, не старается быть ясным и совершенно утонул в мистических тонкостях. Это целый образ и, вместе, программа: вздохнет, задумается, безмолвная печаль, сладость; одна «слава» как будто не на месте.
С первой трети XVIII века в европейских литературах начинает водворяться новый стиль; там, где он зародился, ему предшествовало и соответственное настроение общественной психики как отражение совершившегося социального переворота. Так было в Англии; этим объясняется ее передовая роль в последующих течениях европейской мысли, влияние ее нравоучительной и слезной комедии, ее романистов, которыми зачитывались Руссо и Дидро.
Влияние сказывалось неравномерно, смотря по тому, насколько там и здесь общественная почва была приготовлена к восприятию новых семян: во Франции оно поддержало социальное движение, в Германии отложилось в литературные школы. Сущность водворившегося настроения состояла в переоценке рассудка и чувства и их значения в жизни личности и общества. Все это связывало свободу личности, и протест растет; условной рассудочной культуре противополагается идеал человека, каким он вышел из рук Творца, человека, доброго по природе, неиспорченного цивилизацией: идеал, поставленный еще в XVII веке Aphra Behn и развитый Руссо.
Чувство ставится выше рассудка. Надо верить внутреннему чувству, верить в свое сердце; в этом человек обретет свободу. Мерсье скажет то же: в сердце каждого человека кроется священный огонь чувствительности, надо следить, чтобы огонь не погас, им освещается наша нравственная жизнь. Программа принималась и исполнялась различно. Психологически можно различить две группы исполнителей; они смешивались; переходы из группы «чувствительников» к «бурным гениям» были возможны; автобиографический роман К.
Морица «Антон Рейзер» это доказывает. Они отличают науку от гениального прозрения, энтузиазма, с которым люди родятся. Гениальность может дремать в каждом из нас, подсказал им Юнг, надо только уметь ее открыть и воспитать, и гений вспорхнет, «вдохновенный энтузиаст».
Юнговский трактат On original composition был показателем времени. Учение о прирожденной гениальности, поддержанное Стерном и культом Фильдинга к непосредственной здоровой натуре, всецело отдающейся порывам чувства, создало породу немецких Kraftgenies, гениев мощи, с их призванием к деятельному подвигу, к борьбе. Они сознают себя свободными от всех рассудочных суеверий, которые до тех пор считались нормой жизни; из мещански-растворенной условной культуры их тянет к природе, к народу и его песне, к идеализованной народной старине, в простор всемирной поэзии, к обновлению литературных форм.
Во всем этом влияние Англии несомненно; англичане в это время вновь открыли Шекспира-Прометея, оттуда начало его популярности во Франции Мерсье и Германии. Требование свободы чувств распространилось и на область нравственных вопросов: ставятся новые решения, потому что «гениям» противен всякий догматизм, они жаждут простора, полны самосознания, хотят взять жизнь полностью и любить реально.
Ардингелло Гейнзе такой же «гений», как Карл Мор; у юного Шиллера пристрастие к доблестным, величественным преступникам, которые спустятся со временем к низменному типу Ринальдо Ринальдини и разбойничьих романов. На очереди фигуры Прометея, Фауста, Магомета; «Kerl» становится типическим словом для человека бурных стремлений. Рядом с этой группой людей «страстного чувства» другая: это мирные энтузиасты чувствительности, ограниченные стенками своего сердца, убаюкивающие себя до тихих восторгов и слез анализом своих ощущений, которые за жизненной тщетой давали предчувствовать небо.
Они боготворят Клопштока, пиетисты и мистики, могут пристроиться ко всякой церковко-религиозной реакции, ужиться и с политической, ибо отошли от общественности в мир своего крошечного «я», в абстракцию «человечности», внутренней «свободы», в уединение, в природу, вещающую о благости Творца. Так воспитывают они «добродетель» и зреет их «человечность», их schone Seele, belle ame Руссо, «душа» Карамзина.
В такой среде любовь принимает особый оттенок: она жалостливая, печалующаяся, сумрачная, не знающая смеха; Сен-Пре любит трогательную бледность, залог любви, и ненавидит назойливое здоровое. Оттуда пристрастие к контрастам: утра и вечера, весны и осени; именно весна вызывает нередко печальные чувства; питаются картинами унылой, дикой природы, полутонами и полусветом: заходящее солнце, сумерки, настраивающие на грустный лад, луна, прячущаяся за полные слез облака.
Такая любовь соседит с идеей смерти, любви за гробом, где встретятся стремившиеся друг к другу души, в чувстве которых здоровый реальный порыв терялся в новом обобщении, в том, что назвали впоследствии amitie amoureuse. Это нечто колеблющееся на разделе страсти и приязни, не удовлетворяя ни той, ни другой; но M-me Roland знала, по-видимому, в чем дело, и не колебалась. В этом порука, друг мой, что вы найдете меня всегда одной и той же".
Вместе с amitie amoureuse развилось особое чувство дружбы, также смешанное из любви и приязни и невольно вызывающее на сравнение с таким же психологическим явлением Ренессанса. Сэр Чарльз Грандисон затевает построить храм Дружбы на месте, где влюбленная в него мисс Гарриетт обняла свою соперницу, его жену. Стерн говорит об упоении слез, joy of grief, и сам плакал над встреченным ослом и птичкой-узником; Юнг открыл «философию слез», а сентименталистам торный путь: полились слезы, явился дар беспечальных слез.
Рэдклиф наводнены ими: героиня романа, Эмилия, не может видеть месяца, слышать звона гитары, органа, шелеста сосен, чтобы не поплакать; Тэккерей не помнит ни одного романа, где бы так много плакали, как в Thaddeus of Warsaw. Мать Генриха Штиллинга обладала этой драгоценной способностью: весною, когда все расцветало, ей было не по себе, точно она из другого мира, но стоило ей увидеть поблекший цветок, сухую былинку, она принималась плакать, и было ей так хорошо, так хорошо, что и сказать нельзя, а не весело.
Эта сцена скопирована Миллером в его «Сигварте»: Тереза наклонилась над «Мессиадой», и Кронгельм слышит, как слезы девушки капают на страницы; он берет ее за руку, она отводит его руку на книгу, и он чувствует, что страница омочена. Тогда он поклялся в своем сердце вечно быть верным Терезе; гром и ветер стали в это время сильнее. Священная, торжественная ночь!
Сигварт и Марианна в том же романе слушают пение кузнечика и плачут. При расставаньи друзья пили поочередно из стакана, в который каждый из них пролил несколько слез; поэтическим эффектом считалось игра месячного луча на навернувшейся слезе; с этим эффектом знаком был кн.
Эта сфера чувствительности воспитала свою музу: задумчивую Меланхолию, обитательницу развалин, старых келий и теней, не оглашенных весельем. Грей в последнем из своих стихотворений г. Его «Ночные думы», внушенные действительной, тяжелой утратой, ею полны. Он не может от нее отвязаться, упивается ею. Смерть царит в мире, уйти от нее нельзя, но в ней же и утешение: она венец жизни, дает человеку крылья, чтобы взлететь в горние области, где он обретет более того, что утратил в раю.
До тех пор она редко показывалась для выражения печальных или таинственных настроений; какой-то сечентист XVII века даже дерзнул назвать ее «небесной яичницей»; Юнг изобрел ее снова, ее грядущую популярность поддержал Макферсоновский Оссиан, Клопшток пустил ее в оборот. В связи с ним входит в моду у поэтов «Гёттингенского кружка» эпитет «серебряный» о свете и звуке; серебристый голос и даже silbernes Klavier.
У поэтов псевдоклассических вкусов, например, у Попа и его школы, такому же обобщению подвергся эпитет «золотой»; но они любили солнце, теперь оно зашло.
Кардуччи видит в луне символ романтической поэзии в противоположность с классическим солнцем; вместо романтизма поставим сентиментализм. Но это не романтизм с его теоретической обоснованностью, а доромантизм итальянцы называли его preromantismo на почве чувствительности.
Так создалось литературное течение, вызвавшее к бытию груды черепов и скелетов, сонмы призраков и мыслей на кладбище, все это закутанное ночью или освещенное задумчивой луною. К могилам паломничали неудачно влюбленные барышни, любили рисовать могильный холм, на котором выписывали свое имя. Слезы и мысли о смерти, безотчетное уныние стали литературного манерой, в меланхолию играли «мрачные удовольствия меланхолического сердца» Шатобриана ; у чувствительников явился свой этикет, наслаждение своим сердцем нормировалось рассудком, и новый флаг нередко прикрывал вожделения старой, чувствительной эклоги.
Настроение охватило не только молодое поколение Франции и Италии, но и стариков: галантная Аркадия перестала ворковать и настроилась на слезы; такой эклектик, как Монти, пишет Entusiasmo malinconico, Пиндемонте чувствителен в своих Poesie campestri; один итальянский журналист из иезуитов водит нас в сопутствии Юнга по Campo-Santo в Бергамо; пьеса озаглавлена: Красоты Кладбища И bello sepolcrare.
Обложка расписана им самим: внизу и вверху волнообразные, синие по белому полю полосы, посредине на красном фоне гирлянды из цветов. Это дневник самонаблюдения, тайной исповеди самому себе geheimes Tagebuch ; автор, еще школьник, счастлив, что надумался снова приняться за него, ибо дело это серьезное, и он горько упрекает себя, что как-то забыл про него, увлекшись интересной книгой: «Господь да простит мое прегрешение».
Ни один день не проходит без пометы.
Все это перемежается молитвенными обращениями и укорами совести. Мальчик-пиетист цитирует одну из духовных песен Штурма, с мистическими сочинениями которого Жуковский познакомился в Московском Благородном Университетском пансионе, но он прочел и «Сигварта», желал бы быть на его месте, встретить такое же небесное создание, как Марианна; беседует с товарищами об облагораживающем влиянии чистой, целомудренной любви, затевает с ними нечто вроде дружеского ученого общества; вырываясь из объятий «нежнейшего друга», проливает сладкие слезы и на весь день погружается в меланхолию.
А затем природа; автор хочет пойти к ней в науку, она будет руководить его. Пусть явится она скорее, … тогда моя просветленная душа возлетит к Господу, я не буду знать нужды и печали, а мои дорогие скоро последуют за мной». Он любуется заходом солнца, отражением багрового неба в пруде; хочет взять с собою Клейста и Вергилия, чтобы лучше прочувствовать то, что описали эти славные; сам ощущает себя гесснеровским пастушком.
Не достает любви, которая скрасила бы для него весну, заставила бы его еще более полюбить Творца в каждом цветке при этом рисунок: покачнувшаяся урна, из которой сыплется пепел, и цветок. Сердце как-то усиленно бьется, и автор успокаивает его, вступает с ним в разговор.
В бурную погоду он вырезает ее имя на коре бука. Но почему он думает только о ней? Но где же она, святая, где она? Гете, Шиллер, Жан Поль Рихтер пережили в юности сентиментальный период, чтобы выйти каждый на свой путь.
У Шиллера настроение это звучит дольше; «Гимны к ночи» Новалиса, пережитые «воображением сердца», отзываются чтением юнговских дум: разница между теми и другими в поэзии и новой стилистике; мы на почве романтизма. Мания слез и печали не только создала поэтов, но и типы беспредметных меланхоликов, разновидность «проблематических натур»; они, как и бурные гении, влились в течения романтизма и байронизма. И у нас обнаружились течения чувствительности, и у нас они сменили влияние просветительной, рассудочной литературы XVIII века.
В силу исторических условий мы не могли не подражать, но подражали, не пережив того общественно-психического процесса, который делает такого рода влияния жизнеспособными.
Мы не так болели умом, чтобы искать спасения в чувстве; на западе протест во имя его был принципиальный, у нас он обратился против уродливых явлений нашей просветительности с ее упрощенным материализмом, наивной игрой в неверие и увлечением западной салонной культурой. Явились рассуждения «о злоупотреблениях разума некоторыми новыми писателями» Лопухин , «умственность родила зло», писал Херасков, а Сумароков мог сказать, что с развитием наук «погибла естественная простота, а с нею и чистота сердца».
Наступил период сердца. Серьезный в пиетистическом Новиковском кружке, он сказался в легкой литературе наплывом чувствительности. Противоречия сентиментализма и классицизма ощущались как литературные, не как внутренние; сентиментальная литература и не подняла чувства, а лишь открыла новые источники чувствительности; она приучила к известному поэтическому шаблону и не открывала глаза на русскую природу и русскую действительность.
Для Карамзина Юнг «несчастных друг, несчастных утешитель» «Поэзия», г. В библиотеке Карамзина мы найдем Руссо, Бернардена де Сен Пьера, Ричардсона, Томсона, Стерна, его французских подражателей и немецких сентименталистов.
Такого человека, «в ком дух и совесть без пятна» «Послание к Дмитриеву» г. Либо говорится о «флёре», «прозрачной завесе чувствительности», сквозь которую сияют глаза героя «Рыцарь нашего времени». У Карамзина явилась школа; сам он шел по чужим следам, но его школа всего лучше выдаст слабость ремесла.
Здесь подвизался Ф. В меланхолию он играет: вообразил себя одним из чад Оссиановской фантазии, погружается в унылую задумчивость, но спохватился: к чему слезы и печаль, когда человека с чистой душой ждут после юдоли плача цветущие долины Эдема и песни ангелов? Весна наводит на него меланхолию и слезы; в хрустале глаз играет солнечный луч, но «часто кроткое сияние луны переменяет его хрусталь? О чувствительность! Шаликов переносит этот прием на русский пейзаж: «весна не была бы для меня так прекрасна, если бы Томсон и Клейст не описали бы мне всех красот ее», признается Карамзин Соч.
II, 71 :. В подмосковном имении Лопухина Жуковский видел в саду Юнгов остров и на нем урну, посвященную памяти Фенелона, с изображением г-жи Гюйон и Руссо.
В Малороссии он открыл где-то оттенок Швейцарии; «имея некоторую живость воображения, чувствительность сердца, можно ли не знать Швейцарии и, не быв в ней, не знать прекраснейшей в мире природы ее? Кто не читал Новой Элоизы, Писем русского путешественника? Не маленькая ли Кларан?
Описание «сельского праздника» открывается признаньем: «Для друга человечества и природы есть неизъяснимое удовольствие в чистом веселии чистосердечных поселян». Добрый их помещик радовался искренно счастию их и разделял его с нами в чувствительном своем сердце. Все, что Вергилий, Геснер, Флориан, Делиль воспели на бессмертных свирелях своих, оживилось в памяти, в душе моей… Люблю поля, люблю добродетель, люблю и тебя, Делиль ».
Действительность могла подсказывать другое, но нельзя было отделаться от Юнга и Делиля, не припомнить «обманы и Ричардсона и Руссо» «Евг. В ту пору, когда Жуковский вступил в его атмосферу, русское общество переживало реакцию, самое слово «общество» изъято было из литературного обращения, но сентиментальничать не воспрещалось.
И Батюшков шутит над «модными писателями, которые проводят целые ночи на гробах и бедное человечество пугают привидениями, духами, страшным судом, а более всего своим слогом», предаваясь «мрачным рассуждениям о бренности вещей, которые позволено делать всякому в нынешнем веке меланхолии» «Прогулка по Москве» г. Засентиментальничал и Жуковский, единственный настоящий поэт эпохи нашей чувствительности, единственный, испытавший ее настроение не литературно только, но страдой жизни, в ту пору, когда сердце требует опеки любви, и позже, когда оно ищет взаимности.
И этот опыт оставил глубокие следы на человеке, дал особый поворот его чувству, навсегда связав его «воспоминаниями»; мотивы сентиментальной поэзии поддержали его настроение, но оно наложило на них печать искренности, изящной задумчивости, которая перебивает условность голосом сердца.
Этот поэтический cliche, отзвук испытанного и выстраданного, связал его: настали иные времена, проглянуло и позднее счастье, а печальное cliche повторяется среди шалостей Арзамаса и новых увлечений, «Отчетов о луне» и эпитафии «белки». Точно Leitmotiv, от которого поэт не может отвязаться. Отрочество протекло нерадостно для чувствительного мальчика.
Отца своего, Бунина, он видел, но не знал; отношения к нему М. Буниной f г. Протасова, которую он звал «матушкой», приходилась ему сводной сестрой, настоящая мать, крещеная турчанка Сальха c г. Это его смущало. Его не отделяли от других детей, окружали теми же попечениями и лаской, он был как свой, но чувствовал, что не свой; он жаждал родственных симпатий, семьи, любви, дружбы, и не находил; ему казалось, что не находил. Это настраивало его печально. В Московском Университетском Благородном пансионе и кружках, стоявших с ним в связи, доживало предание державинского псевдоклассицизма; оно коснулось и Жуковского.
Увлеченные «редкими, неподражаемыми красотами» оды «Бог», он и его товарищ по пансиону Родзянка перевели ее на французский язык и обратились к ее «бессмертному творцу» с восторженным письмом. Державинским стилем отзываются кое-какие пансионские произведения юного поэта «Майское утро» г. Он счастлив уже тем, что знаком с ним, способен оценить его; «это более, нежели что-нибудь, дружит меня с самим собою.
В альбоме Е. Карамзиной он записывает в году:. Все для души , сказал отец твой несравненный. В сих двух словах открыл нам ясно он И тайну бытия и наших дел закон. Вяземскому и В. Пушкину, III Prtambule г. Карамзиной, Эмс г. К этой «религии» он был приготовлен в стенах Пансиона, куда проникали течения чувствительности, поддержанные мистицизмом Штурма, книга которого обязательно читалась в школе, и влиянием масонов, старика Ив.
Тургенева и Ив. Лопухина с его учением о «внутренней церкви». Все это дало форму, указало исход неудовлетворенной жажде счастья. Стон «вещий совы» прерывает размышления, и растроганный автор возвращается в «сельскую свою кущу». То же настроение в статье «Жизнь и источник» г. В «Майском утре» того же года он завидует участи человека, который «достигнув мирного блага, вечным спит сном».
Он переводит элегию Грея, вторичный пересказ которой г. Шаликова, он с удовольствием прочел его «Путешествие». Кого не трогает чувствительность? Кто не предавался меланхолии? Кто не мечтал в тишине уединения о своей участи, не строил воздушных замков, не бросал унылого взгляда на минувшее время юности?
Но она скоротечна, быстро исчезает волшебный мир, созданный фантазией, от него остаются развалины; в будущем смерть, позади воспоминания, прелестные и вместе печальные» г. На него нельзя писать критики, как-то жаль его» из Петербурга , 9 марта. Я выходил из терпения. Твоя рецензия написана прекрасно, но на что же ты ее так напечатал?
На что хвалить то, что так вяло, так слабо, так ненатурально, так обыкновенно! Для читателей также недовольно, что ты читал его, и с публикой целой в рецензии книги, право, кажется, говорить так нельзя… Впрочем, все это безделка, но Шаликов врет непростительно.
Право, этого спускать бы ему не должно» из Петербурга, того же года. Андрей Иванович Тургенев, такой же сентименталист, как и Жуковский, раньше его поставил поэзии чувства то требование искренности, которое так отличало впоследствии поэаию его друга. Он был года на два род. В семье их отца, Ивана Петровича Тургенева, директора университета, Жуковский нашел то, чего тщетно искал в своей: симпатичную среду и встречные чувства.
С его сыном Андреем Жуковский связан был той идеальной, страстной дружбой, какую на западе возделывали поэты чувства и чувствительности, у нас Карамзин и Петров, Батюшков и Петин.
Связь моя с пансионом доставила ему знакомство и дружбу с Жуковским, я этим радовался, был любим обоими, только никогда этого не стоил, и нас связывало с братом одно какое-то неизъяснимое чувство братства.
Потом случай познакомил и подружил меня с Андреем Сергеевичем Кайсаровым, а я его с братом, и с ним провели мы много приятных минут. Журавлев, к которому я также вечно привязан буду, был первым университетским другом брата моего. Сколько он сладостных, дружеских вечеров провел вместе, сколько горестей он разделял с братом и по разлуке с ним, сколько удовольствия представляла брату переписка с ним, и он никогда не мог простить себе, раз заплакал, досадуя на самого себя, чистосердечно укоряя себя в холодности и дурном сердце за то, что перестал писать к Журавлеву.
Боже мой!
И кто больше брата любил его, какое сердце чувствовало больше цену любви и добродетели! Тургеневу и А. Кайсарову 17 сентября г. Сухомлинов, А. Кайсаров и его литературные друзья, стр. Андрей Тургенев был предназначен стать центром дружеского кружка, он всех заражал энтузиазмом идеалиста, спешившего исчерпать, испытав на себе, кружковую программу чувствительности, ее утопию жизни в тесной семье друзей для воспитания «человечности», для любви и поэзии. И он спешил, точно предчувствовал, что ему жить не долго, и везде являлись недочеты.
Все это, быть может, и не было так серьезно по существу, как казалось, но переживалось серьезно и настраивало меланхолично. Она не уступает порой «Сельскому кладбищу» Жуковского:. Тургенев Жуковскому 1 апреля г. А в другом письме того же года: «Я кончил Элегию.
Что если бы напечатать ее в Вестнике? Но надобно сделать так, чтобы Карамзин не сделал этого для меня и потому, что будучи знаком, совестно было бы отказать, а чтобы он сам захотел, а это, кажется, трудно и почти невозможно. Что ты думаешь? Образ влечет за собой другие: холодный ветер, ревущая река, поблекшие леса, туманы, сосны, задумчиво шумящие над гробами поселян.
Все покоится сном:. Недовольство жизнью невольно лелеет воспоминания о былом счастье и мысли о другом, несбыточном, которое манит нас в поэтическое «там» Жуковского. Счастливая завидная участь! Я не хочу и жить тогда, когда перестану то чувствовать к этому месту, что теперь чувствую. И теперь иногда вечером, сидя у окошка перед березой, или ночью, вспоминаю я свое Савинское подворье, все, все подробности привожу на память и, как говорит Измайлов, дышу малым человеком… Die goldenen Maienjahre der Knabenzeit leben wieder in der Seele des Elenden» Золотые майские годы детства вновь оживают в груди несчастного.
То же в письме 21 марта г. Воспоминай, брат, чаще обо мне, когда будешь чувствовать ее тихое, сладостное дыхание». Жаль, что они не вместе: «весна особенно из всех времен года напоминает мне счастливейшее время жизни моей, и это время, как ты знаешь, детство!
Какие минуты, брат, воспоминания о нем и о всех людях, которые тогда любили, доставляли мне дорогой». Перестань, брат, грустить! Правда, я и сам, не имея никаких причин, жаловался на судьбу, часто грущу, и редко, редко луч истинного удовольствия осветит душу мою. Ах, нет! Я имею все причины на нее жаловаться. Но что ж делать? Ты верно не имеешь минут тягостной пустоты и скуки». Эти немногие, увы, мгновения, столь милые и столь краткие, эти цветы в пустыне, время, в которое его возвращает сожаление о счастье и даже о страдании.
Письмо к Жуковскому, также из Вены, накануне г. В начале стихи, обращенные к другу:. Сам он пристрастился к истории, жалеет, что слишком много перечитал немецких драм и романов. Это определило его вкусы. Мы видели, что он понял напускную чувствительность кн. Или тот же? Но смотри же, как в нем угасло пламя поэзии. Он уже не написал бы теперь: К неверной и даже, думаю, Милости и Песни к Божеству.
Что стал прозаический слог его?.. Впрочем, это только en passant мимоходом … Это не что иное, как психологическое замечание» 21 марта г. Если он признается, что в литературных спорах с классиком Блудовым он «редко был прав» 18 мая г. В — годах, вспоминал впоследствии Ал. Тургенев, «несколько молодых людей, большею частью университетских воспитанников, … переводили повести и драматические сочинения Коцебу, пересаживали, как умели, на русскую почву цветы поэзии Виланда, Шиллера, Гете, и почти весь тогдашний новейший немецкий театр был переведен ими… Корифеями сего общества были Мерзляков и Андрей Тургенев.
Зато он в восторге от немцев и англичан, хотел бы пересадить их на русскую почву; дарит Каменеву «песнь г. Жуковскому он посылает свою надпись к портрету Гете; это четверостишие, напоминающее такое же четверостишие Жуковского г.
Текст один и тот же, с отличием от печатного в 3-й строке чувстве вместо чувствах :. Остается неизвестным, его ли перевод был напечатан в Москве в г. Сопнкоа N , Смирдин N Я обязан этим указанием г. Дд1 Клеветник пропущен, и так что бы я рад Ан-тонскому в ноги поклониться» неяатиропшое письмо Аид р. Тургенева Жуковскому. Материалы, исследования и заметки, т.
III: письма 26 и 27 сент. V, стр. Узнав в Геттингене о приезде Коцебу, Ал. И; Тургенев хотел ему представиться как переводчик его «Несчастных», но тот уже уехал. Галахов, В. Материалы уже уехал. Материалы для определения его литературной деятельности, Отеч. Малиновский, тогда секретарь в Архиве иностранной Коллегии; переводили по большей части чиновники Архива Сл. Дмитриев, Мелочи из запаса моей памяти, изд.
Жуковский писал Ал. Тургеневу, что в году он вступил в Соляную контору «городским» вероятно, губернским секретарем, а вышел из нее в г.
Англичане, какой великий народ! Какая воспламенительная книга! Что французская вольность? Что Бонапарте?
A propos: Как, брат, умаляется этот великий Бонапарте, которого я любил, которому я удивлялся! Славны бубны за горами, или. Английские журналисты презабавные, преюморы, а французы даже деженерируются и т. Я думаю, что Бонапарте очень интересуется Вестником Европы ; право, журнал хороший, Tendenz его прекрасная.
А ведь русский и дерзает иметь свое собственное о вещах мнение» 9 марта г. За стихами следует в экземпляре приписка рукой Тургенева: «Ей Богу, ничего лучше вздумать не могу, как того, что я вечно хотел бы быть твоим другом, чтобы дружба наша временем укреплялась, чтобы я был достоин носить имя друга и твоего друга».
Жуковский также оставил в книге свои следы, дважды зачертив силуэт девочки, племянницы, М. Всего интереснее отзывы Тургенева о Шекспире. Карамзин хвалил его официозно, Жуковский никогда его не осилил; у нас его переделывали, как то было в обычае у французов; переделывали его Шиллер, Гете и Фосс. Тургенев пришел в отчаяние, сравнив подлинник Макбета с русским переводом письмо г.
У меня сильная охота его перевести. Славное бы дело было. Только надобно непременно переводить иное в стихах самых сильных и выразительных. Пусть Жуковский прочтет пьесу 30 янв. И Жуковский видимо прочел, обсудил и отписал; дело обошлось не без критики, следы которой сохранились в следующем письме к нему его друга после 1 апреля г. Он извещал его, что через неделю кончит перевод Макбета и положит его «до выправки».
Шекспир писал, право, не так-то без основания, как ты думаешь, и не для одной странности вывел их на сцену. Разве ты не видишь, по крайней мере мне так кажется, что они, имея влияние на поступок Макбета предположи, что тогда им верили , дают ему больше побудительных причин, больше вероятности, и делают его не столько ужасным. Чем заменить это? Кто-то написал целое рассуждение о Макбете, но я не читал еще его, но только видел в книжной лавке. Оставьте, друзья мои, этого гения так, как он есть , переделывать в нем, вставлять свое вместо его, не легко, очень, очень нелегко.
Чем больше вникаешь в него, тем он становится священнее. Еще простительнее что-нибудь выпустить: можно, набравшись, как говорится, духа его, написать свое, призвав на помощь утонченность и правила, но когда дело идет о нем самом, то пусть Шекспир останется Шекспиром. Но я знаю, что это рассуждение будет не по твоему вкусу; но я не виноват, и чуть ли еще не прав».
Еще в году Жуковский остался при своем вкусе, но при чтении Тиком Макбета ему могли припомниться старые споры с приятелем: в Макбете ему понравились места ужасные: сцена ведьм , монолог Макбета перед убийством, ужасное описание убийства, сцена, в которой является жена Макбетова сонная.
С живостью литературных интересов соединялась у Андрея Тургенева чисто юношеская страстность, с которой он спешил осуществить их, провести в дело. Он обещает прислать другу «поэзию» Гольдсмита, если найдет ее в Петербурге весной г. Хочется ему видеть «Элегию» Жуковского, «какова она теперь» письмо 31 декабря года из Вены , т. Ему известны были и другие юношеские произведения приятеля, не попавшие в печать, если они не скрываются, под другими названиями, в числе известных, написанных до года.
Либо он спрашивает его, не начал ли он «еще переводить какой-нибудь Списовой пьесы или и двух» в Москве, вероятно, г. Говорится еще о какой-то Progress of poetry: «что твой Progress of poetry? Отдал ли ты ее? Право, надобно что-нибудь издавать» письмо 21 марта г.
Не идет ли дело о Progress of poetry Грея, которого читал в то время Жуковский? Вяземский писал Плетневу 1 дек. Очень вероятно, что и из стихотворений Жуковского более поздней поры не все дошли до нас. Вдали от своих юных друзей, проникнутых теми же стремлениями, Тургеневу не по себе, он чувствует, что слабеет, у него нет критерия. Он слышал, что Жуковский переводит «Элоизу» письмо, вероятно г.
Помогите определить тип организационной структуры на фото. Интернет это культура, которая не требует жертвы? Помогите решить, задание по вероятность и статистике 1 ставка.
Финансы,срочно нужно решить вот такую задачку ,желательно с формулами. Помогите пожалуйста с вопросами по ОБЖ 1 ставка. Лидеры категории Лена-пена Искусственный Интеллект.
Искусственный Интеллект. Nine Искусственный Интеллект. Голосование за лучший ответ. Liudmila Sharukhia Высший разум 11 лет назад Само заглавие знаменательно, оно несет в себе свет, создает определенное настроение. Отнюдь не мрачное. С самого начала автор погружает нас в сказочный мир гаданий, ворожбы, и сам ритм стихотворения соответствуют заданной теме.