Паустовский и марлен дитрих
Дом был, как говорила Катерина Петровна, "мемориальный". Один из ее концертов состоялся в Центральном доме литераторов. На фото - актриса, секс-символ целой эпохи Марлен Дитрих стоит на коленях перед советским писателем Константином Паустовским.
Писем от Насти тоже не было, но раз в два-три месяца весёлый молодой почтарь Василий приносил Катерине Петровне перевод на двести рублей. Он осторожно придерживал Катерину Петровну за руку, когда она расписывалась, чтобы не расписалась там, где не надо. Василий уходил, а Катерина Петровна сидела, растерянная, с деньгами в руках.
Потом она надевала очки и перечитывала несколько слов на почтовом переводе. Слова были все одни и те же: столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать настоящее письмо. Катерина Петровна осторожно перебирала пухлые бумажки. От старости она забывала, что деньги эти вовсе не те, какие были в руках у Насти, и ей казалось, что от денег пахнет Настиными духами. Как-то, в конце октября, ночью, кто-то долго стучал в заколоченную уже несколько лет калитку в глубине сада.
Катерина Петровна забеспокоилась, долго обвязывала голову тёплым платком, надела старый салоп, впервые за этот год вышла из дому. Шла она медленно, ощупью.
От холодного воздуха разболелась голова. Позабытые звёзды пронзительно смотрели на землю. Палые листья мешали идти.
Около калитки Катерина Петровна тихо спросила: — Кто стучит? Но за забором никто не ответил. Она задохнулась, остановилась у старого дерева, взялась рукой за холодную, мокрую ветку и узнала: это был клён. Его она посадила давно, ещё девушкой-хохотушкой, а сейчас он стоял облетевший, озябший, ему некуда было уйти от этой бесприютной, ветреной ночи.
Катерина Петровна пожалела клён, потрогала шершавый ствол, побрела в дом и в ту же ночь написала Насте письмо. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень». Манюшка, шмыгая носом, отнесла это письмо на почту, долго засовывала его в почтовый ящик и заглядывала внутрь, — что там?
Но внутри ничего не было видно — одна жестяная пустота. Настя работала секретарём в Союзе художников. Работ было много. Устройство выставок, конкурсов — всё это проходило через её руки. Письмо от Катерины Петровны Настя получила на службе. Она спрятала его в сумочку, не читая, — решила прочесть после работы.
Письма Катерины Петровны вызывали у Насти вздох облегчения: раз мать пишет — значит, жива. Но вместе с тем от них начиналось глухое беспокойство, будто каждое письмо было безмолвным укором. После работы Насте надо было пойти в мастерскую молодого скульптора Тимофеева, посмотреть, как он живёт, чтобы доложить об этом правлению Союза. Тимофеев жаловался на холод в мастерской и вообще на то, что его затирают и не дают развернуться.
На одной из площадок Настя достала зеркальце, напудрилась и усмехнулась, — сейчас она нравилась самой себе. Художники звали её Сольвейг за русые волосы и большие холодные глаза.
Открыл сам Тимофеев — маленький, решительный, злой. Он был в пальто. Шею он замотал огромным шарфом, а на его ногах Настя заметила дамские фетровые боты.
Он провёл Настю по тёмному коридору, поднялся вверх на несколько ступеней и открыл узкую дверь в мастерскую. Из мастерской пахнуло чадом. На полу около бочки с мокрой глиной горела керосинка.
На станках стояли скульптуры, закрытые сырыми тряпками. За широким окном косо летел снег, заносил туманом Неву, таял в её тёмной воде. Ветер посвистывал в рамках и шевелил на полу старые газеты. А у Першина в мастерской от калориферов дует теплом, как из Сахары.
У его фигур не плечи, а вешалки для пальто. Его колхозница — каменная баба в подоткнутом фартуке. Его рабочий похож на неандертальского человека. Лепит деревянной лопатой. А хитёр, милая моя, хитёр, как кардинал! Вон в тот угол. Он снял с одной из фигур мокрые тряпки, придирчиво осмотрел её со всех сторон, присел на корточки около керосинки, грея руки, и сказал: — Ну вот он, Николай Васильевич!
Теперь прошу! Настя вздрогнула. Насмешливо, зная её насквозь, смотрел на неё остроносый сутулый человек. Настя видела, как на его виске бьётся тонкая склеротическая жилка.
Тимофеев горько засмеялся. И Першин, и Матьяш, и всякие знатоки из всяких комитетов. А толку что? Здесь — превосходно, а там, где решается моя судьба как скульптора, там тот же Першин только неопределённо хмыкнет — и готово.
А Першин хмыкнул — значит, конец!.. Ночи не спишь! Три года читаешь каждое слово о Гоголе. Свиные рыла снятся! Тимофеев поднял со стола груду книг, потряс ими в воздухе и с силой швырнул обратно. Со стола полетела гипсовая пыль. Я, кажется, Вас напугал? Простите, милая, но, ей-богу, я готов драться.
Тимофеев крепко пожал ей руку, и она ушла с твёрдым решением вырвать во что бы то ни стало этого талантливого человека из безвестности. Настя вернулась в Союз художников, прошла к председателю и долго говорила с ним, горячилась, доказывала, что нужно сейчас же устроить выставку работ Тимофеева.
Председатель постукивал карандашом по столу, что-то долго прикидывал и в конце концов согласился. Настя вернулась домой, в свою старинную комнату на Мойке, с лепным золочёным потолком, и только там прочла письмо Катерины Петровны. Она подумала о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней — и положила письмо в ящик письменного стола.
Две недели Настя возилась с устройством выставки Тимофеева. Несколько раз за это время она ссорилась и мирилась с неуживчивым скульптором. Тимофеев отправлял на выставку свои работы с таким видом, будто обрекал их на уничтожение.
Настя сначала приходила в отчаяние и обижалась, пока не поняла, что все эти капризы от уязвленной гордости, что они наигранны и в глубине души Тимофеев очень рад своей будущей выставке. Выставка открылась вечером. Тимофеев злился и говорил, что нельзя смотреть скульптуру при электричестве. Керосин и то лучше. На открытии были скульпторы, художники. Непосвящённый, услышав разговоры скульпторов, не всегда мог бы догадаться, хвалят ли они работы Тимофеева или ругают.
Но Тимофеев понимал, что выставка удалась. Седой вспыльчивый художник подошёл к Насте и похлопал её по руке: — Благодарю. Слышал, что это Вы извлекли Тимофеева на свет божий. Прекрасно сделали. А то у нас, знаете ли, много болтающих о внимании к художнику, о заботе и чуткости, а как дойдёт до дела, так натыкаешься на пустые глаза.
Ещё раз благодарю! Началось обсуждение. Говорили много, хвалили, горячились, и мысль, брошенная старым художником о внимании к человеку, к молодому незаслуженно забытому скульптору, повторялась в каждой речи. Тимофеев сидел нахохлившись, рассматривал паркет, но всё же искоса поглядывал на выступающих, не зная, можно ли им верить или пока ещё рано.
В дверях появилась курьерша из Союза — добрая и бестолковая Даша. Она делала Насте какие-то знаки. Настя подошла к ней, и Даша, ухмыляясь, подала ей телеграмму. Настя вернулась на свое место, незаметно вскрыла телеграмму, прочла и ничего не поняла: «Катя помирает.
Должно быть, это не мне». Она посмотрела на адрес: нет, телеграмма была ей. Тогда только она заметила тонкие печатные буквы на бумажной ленте: «Заборье». Настя скомкала телеграмму и нахмурилась. Выступал Перший. Я счастлив отметить в нашей среде, в среде скульпторов и художников, проявление этой заботы. Я говорю о выставке работ товарища Тимофеева. Этой выставкой мы целиком обязаны — да не в обиду будет сказано нашему руководству — одной из рядовых сотрудниц Союза, нашей милой Анастасии Семёновне.
Перший поклонился Насте, и все зааплодировали. Аплодировали долго. Настя смутилась до слёз. Кто-то тронул её сзади за руку. Это был старый вспыльчивый художник. Все смотрели на Першина, но чей-то взгляд, тяжёлый и пронзительный, Настя всё время чувствовала на себе и боялась поднять голову.
Как глупо. Опять расходились нервы». Она с усилием подняла глаза и тотчас отвела их: Гоголь смотрел на неё, усмехаясь. На его виске как будто тяжело билась тонкая склеротическая жилка. Насте показалось, что Гоголь тихо сказал сквозь стиснутые зубы: — «Эх, ты! Жаль, что сейчас нет такого образа. Было интересно почитать, спасибо.
Были времена, когда секс-символы читали художественную литературу. Нет, просто читали. Это нечто из области фантастики в наши дни. А я люблю Шукшина перечитывать. В школе казалось скучно, просто не видел второй-третий пласт смыслов, а теперь шикарно. Жаль, так мало написал Паустовский великолепен в жизнеописании - богатейший, образный и, тем не менее, простой и приятный стиль.
Никогда не понимал как можно восхищаться языком иноязычного писателя. Вы же перевод читаете и стиль, язык, и даже "описания" у вас от переводчика. Я как-то сравнил для себя пяток переводов "властелина кольца" на примере одного абзаца, это ж ужас какой-то. Эту фотографию уже выкладывали, но без объяснения происходящего. На фото - актриса, секс-символ целой эпохи Марлен Дитрих стоит на коленях перед советским писателем Константином Паустовским.
Все комментарии Автора. Я для себя заметил, что с возрастом хочется все больше читать, хочется заново открыть русских классиков, других зарубежных писателей. Как то душа начинает требовать. Ох, Марлен. Аналогично, всегда любил Паустовского, но этого не знал. Спасибо за эту удивительную историю!
Удивительные времена, удивительные, настоящие, люди Интересный пост.
Такое сейчас редко попадается. Как глоток свежего воздуха! Какая замечательная история. Катерина Петровна закрывала глаза, и из них выкатывалась и скользила по желтому виску, запутывалась в седых волосах одна-единственная слезинка.
Оно к лучшему. Дорогу морозцем собьет — значит, и ей будет способнее ехать. Тихон испуганно огляделся, поправил ворот, пригладил рыжие редкие волосы и глухим, неуверенным голосом прочел: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя». Бог с тобой. Спасибо тебе за доброе слово, за ласку. Тихон сидел в холодной прихожей на лавочке, курил, опустив голову, сплевывал и вздыхал, пока не вышла Манюшка и не поманила в комнату Катерины Петровны.
Тихон вошел на цыпочках и всей пятерней отер лицо. Катерина Петровна лежала бледная, маленькая, как будто безмятежно уснувшая. А ты смотри, дура, — сказал он сердито Манюшке, — за добро плати добром, не будь пустельгой… Сиди здесь, а я сбегаю в сельсовет, доложу. Он ушел, а Манюшка сидела на табурете, подобрав колени, тряслась и смотрела не отрываясь на Катерину Петровну. Хоронили Катерину Петровну на следующий день. Выпал тонкий снежок. День побелел, и небо было сухое, светлое, но серое, будто над головой протянули вымытую, подмерзшую холстину.
Дали за рекой стояли сизые. От них тянуло острым и веселым запахом снега, схваченной первым морозом ивовой коры. На похороны собрались старухи и ребята. Гроб на кладбище несли Тихон, Василий и два брата Малявины — старички, будто заросшие чистой паклей.
Манюшка с братом Володькой несла крышку гроба и не мигая смотрела перед собой. По дороге встретилась учительница. Она недавно приехала из областного города и никого еще в Заборье не знала.
Учительница была молоденькая, застенчивая, сероглазая, совсем еще девочка. Она увидела похороны и робко остановилась, испуганно посмотрела на маленькую старушку в гробу. На лицо старушки падали и не таяли колкие снежинки.
Там, в областном городе, у учительницы осталась мать — вот такая же маленькая, вечно взволнованная заботами о дочери и такая же совершенно седая. Учительница постояла и медленно пошла вслед за гробом. Старухи оглядывались на нее, шептались, что вот, мол, тихая какая девушка и ей трудно будет первое время с ребятами — уж очень они в Заборье самостоятельные и озорные.
И такая задушевная была, такая сердечная. Все, бывало, сидит и сидит у себя на диванчике одна, не с кем ей слова сказать. Такая жалость! Есть у нее в Ленинграде дочка, да, видно, высоко залетела.
Так вот и померла без людей, без сродственников. На кладбище гроб поставили около свежей могилы. Старухи кланялись гробу, дотрагивались темными руками до земли. Учительница подошла к гробу, наклонилась и поцеловала Катерину Петровну в высохшую желтую руку. Потом быстро выпрямилась, отвернулась и пошла к разрушенной кирпичной ограде.
Учительница долго смотрела, слушала, как за ее спиной переговаривались старики, как стучала по крышке гроба земля и далеко по дворам кричали разноголосые петухи — предсказывали ясные дни, легкие морозы, зимнюю тишину. В Заборье Настя приехала на второй день после похорон. Она застала свежий могильный холм на кладбище — земля на нем смерзлась комками — и холодную темную комнату Катерины Петровны, из которой, казалось, жизнь ушла давным-давно.
Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто нз увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести. Зачем перепечатывать вранье какого-то раздолбая Осетинского, который встречу не видел, а слышал о ней краем уха и вообще фантазирует на ходу?
Может лучше приведем воспоминания самой Марлен и падчерицы Паустовского, которые участвовали и были в зале? Паустовский сам пришел на концерт, Марлен Дитрих действительно про него спросила до этого, ей ответили, что он в больнице, она к нему туда не поехала, так ей было надо, видимо.
Потом он выписался, и поехал к ней на концерт, очевидно, и его поставили в известность об интересе мировой звезды. Прочитала она его "Телеграмму" в английском переводе, а не "каком-то немецком сборнике".
Кроме того читала оба тома "Повести о жизни". Про "всех на ноги", "к вечеру разыскали", это вообще феерический бред автора, потому что в Союзе писателей конечно, знали, где и в какой больнице лежит Паустовский. Это был вопрос одного звонка, узнать где Паустовский лежит. И попал он на концерт несколько дней спустя, а интересовалась она им в аэропорту по приезде.
А Осетинский сам пишет, что встречу не видел. Однако беспардонно лепит далее - "замерший от страха". Загадочно, что "полуживой Паустовский, умирающий в дешевой больнице" прожил пять лет после визита Дитрих, не говоря уже о том, что в СССРе не было "дешевых" и "дорогих" больниц, такого понятия не было. Для бонз была лечкомиссия, ну и больницы конечно, градуировались по престижности и качеству лечения, но уж никак не по цене, потому что лечение официально было бесплатно.
Обычно определяла личность главврача, если он болел за дело и был со связями, то и больница была хорошей, крепкой. Но одно дело болел и лежал в больнице, потом выписался, а так представлено, что чуть ли не со смертного одра сняли по капризу партийных бонз и вышвырнули на сцену на потеху кагебешных начальников. Руку поцеловал Паустовский Марлен, в то время это было привычный знак уважения к женщине, проявление воспитанности и галантности, а не Марлен расплакалась и начала целовать его руку.
На колени встала, потому что "Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему свое восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени".
Про то, что там кто-то расплакался, выдумка Осетинского для красного словца. Главное, чем дальше человек от описываемых событий, тем краше он врет, но самое интересное, что его байки обретают невиданную популярность. Выдержки из книги Марлен на одном-двух ресурсах, зато вранье Осетинского в каждом занюханом ЖЖ перепощено.
Вот уж действительно, пока правда оденет башмаки, ложь успеет три раза весь мир обежать. Паустовский, несомненно, один из лучших писателей. У него очень красивый, погружающий в атмосферу произведения слог. Смысл рассказа "Телеграмма" в том, что в повседневной суете люди забывают о постаревших родителях, которые до последнего вздоха любят их всем сердцем.
Паустовский охуителен. Еще в школе поражался, как можно так описать природу нашей средней полосы - без всяких пальм и цветов, но так, что хочется выйти из дома, уехать за км и бродить по холодному октябрьскому лесу Прочитал рассказ.
Да, сентиментально, душевно, поучительно. Иногда Пикабу побуждает и к чему-то полезному. Адедас, ну йоптиль! Ты б хотя бы Википедию прочел кто такой Паустовский Скорее всего, из этого почтового отделения отправляли телеграмму Стоит с покосившимся крыльцом Раз так хотела увидеть писателя, ну пиздуй сама к нему. Почему полуживой человек должен тащится куда-то?
Юмор для всех и каждого Подписаться Добавить пост. Правила сообщества Любите друг друга. Смешите друг друга. Все комментарии Автора. Октябрь был на редкость холодный, ненастный. Тесовые крыши почернели. По дорогам уже нельзя было ни пройти, ни проехать, и пастухи пере, стали гонять в луга стадо. Около калитки Катерина Петровна тихо спросила:. Вон в тот угол. Теперь прошу! Две недели Настя возилась с устройством выставки Тимофеева.
Керосин и то лучше. Седой вспыльчивый художник подошел к Насте и похлопал ее по руке:. Настя вернулась на свое место, незаметно вскрыла телеграмму, прочла и ничего не поняла:. Должно бить, это не мне». Настя скомкала телеграмму и нахмурилась.
Выступал Перший. Перший поклонился Насте, и все зааплодировали. Аплодировали долго. Настя смутилась до слез. Кто-то тронул ее сзади за руку. Это был старый вспыльчивый художник. Настя быстро встала, вышла, торопливо оделась внизу и выбежала на улицу.
